На деле — Клирик восстанавливал вкус к жизни, развлекался, а заодно упрачивал свой статус в качестве дочери Дэффида. Который отнюдь не легко решился на такую наглость. Еще в первый же день, явившись просвещать сиду в клановых делах, хозяин заезжего дома выгнал из её комнаты запозднившихся посетителей, плотно притворил дверь и тяжело осел на стул всей тушей. Как стул выдержал — непонятно. Впрочем, его наверняка делали в расчёте на дурное настроение хозяина.
— Я мог тебя вытащить и без удочерения, — признался он, — Воззвал бы к законам гостеприимства — никто б и не пикнул, а король меньше всех — всё-таки он ирландец, для них это свято. Но — ты ведь не шутила, когда говорила, что не чужая в этом доме? По-другому у нас в клан не входят. Сердишься на меня?
По правде-то говоря — Клирик сердился. Исключительно за таскание за ухо. Понимал — Дэффид должен был чётко зафиксировать ситуацию. Даже подыграл. Но всё равно зло брало. Ещё и оттого, что прямо назвать причину недовольства после этого самого подыгрыша получалось неловко. А врать не хотелось. Клирик вообще придерживался мнения, что честность — лучшая политика. Потому приходилось молчать и искать нужные слова для нужной правды. И наблюдать, как Дэффид на глазах мрачнеет.
— Опасаюсь, — наконец сказала Немайн, — что ко мне действительно начнут относиться как к младшей, причём вечно младшей. Через годик Сиан меня перерастёт. И что тогда? Смею напомнить, что я взрослая воительница с тяжёлым характером. Родня из меня ещё та. С другой стороны, раз я решила жить жизнью человека, а преосвященный Теодор убедил меня, что это должна быть жизнь мирянки… Я попробую прижиться в твоей семье, Дэффид. Но постарайся не вынуждать меня к напоминанию, кто я. Иначе, боюсь, всё прахом пойдёт.
Дэффид только кивнул. Поднялся, подошёл к двери. И, уже распахнув её, громко сказал:
— На сегодня, пожалуй, хватит. А завтра мы вернёмся к взаимоотношениям нашего клана с другими кланами королевства. Спокойной ночи, дочь. И не беспокойся о пустяках.
Возможно, именно припомнив эту беседу, в горячие дни перед ярмаркой Дэффид и предложил сиде занять хозяйское место за стойкой. Самое почётное из тех что были — и самое полезное для неё. Где лучше узнаешь людей, чем в боевом строю или под хмельком?
Беседа, советы и создание настроения всегда были главной обязанностью стоящего за стойкой представителя фамилии. Для налития пива обычным посетителям, в конце концов, существовали наёмные работники. Ещё, по собственному почину, Немайн повышала человекообразность — тренировалась прижимать уши. Со злости-то получалось само собой. А просто так — приходилось постоянно себе напоминать, что они должны быть прижаты. Иначе немедленно восставали, разрушая всякое подобие прически.
Когда вошел "сэр рыцарь", Немайн праздновала очередную недолгую победу над ушами. Но именно теперь, в разгар веселья, они пробились через короткие пряди, и поднялись над головой, как рванувшиеся в атаку воины засадного полка.
— Дочь моего отца, но не моя сестра — кто это? — риторически вопросила Немайн.
Сэр начал извиняться. Мол, не сумел узнать по описаниям. Еще бы. По описаниям получалась амазонка с огромной дубиной и ударом, что троих на милю сносит. Способная вести поединок три дня и три ночи, как герои легенд. А тут стояла обычная девчушка. С виду очень хилая. Ну и — не ожидал рыцарь найти воительницу за стойкой заезжего дома. Не женское занятие, и не воинское.
— К делу, — потребовала сида.
Красный как рак рыцарь перешел к делу — и она чуть не повисла у него на шее.
Сэр рыцарь очень боялся козней фэйри! Поговорил с сэром Кэррадоком, который очень хвастался охранной грамотой от Немайн. И вот — предложил целый золотой за защиту от нелюдей. Который и выложил на стойку. Монета была Немайн незнакома. Взятая на норманнском снаккаре, брошенном на берегу невдалеке от города. Добычу король пожаловал рыцарям по поводу славной победы над норманнами — и был, конечно, целиком прав.