Я лично знал только один путь, которым пользовался несколько раз, навещая Кристину. К слову, и она тоже однажды пробиралась ко мне. Правда, каким образом — не сказала. У девушки, мол, должны быть свои тайны. Как будто у Кристины и без того было мало тайн…
Впрочем, ни в одну из тех встреч у нас до самого интересного дело не дошло. Кража личных вещей, угрозы убийством… В общем, одни лишь заигрывания — ничего серьёзного.
— Агата с Его высочеством отправились прогуляться в парк, — пролепетала Злата. — Я… Они не… То есть…
— Ясно, — перебил я.
Картина, в целом, действительно была ясна. У Златы началось всё с чисто прагматического интереса — родители указали ей на меня как на человека, который поможет снять родовое проклятие, или что уж там это такое. Но бедной девочке не повезло — почти сразу подпала под воздействие моего сокрушительного обаяния. Грех её за это винить, конечно. Редкая птица могла самостоятельно выбраться из-под этого обаяния. Пока что это удалось только Полли — но Полли я сам активно помогал, потому что своим сталкерством госпожа Нарышкина доставляла мне проблем не меньше, чем Жорж. Ну и, наверное, вторым номером можно назвать Кристину — которую от греха вообще услали в Париж. Я лично до сих пор не уверен в том, что Витман сам верил в им же озвученную мотивацию. Так бы и сказал, что испугался за целостность дочки. Предпочёл отправить Кристину одну сражаться с Тьмой, вместо того чтобы оставить наедине с таким демоном-искусителем, как Константин Барятинский.
— Ясно, — снова вздохнул я. — Отойдём?
Злата позволила увести себя в сторонку. Выходящие из зала Анатоль и Долгополова посмотрели на нас со значением и пониманием. Впрочем, на лице Анатоля читалась ещё и зависть. Наверняка думал: «Ну вот, теперь этот негодяй ещё и близняшек себе загребёт!»
— Самое смешное, — сказал я, — что ваша с Агатой тайна — не такая уж тайна.
— Что? — Теперь Злата побледнела. — Почему? Вы проговорились?
— Нет. Просто заметил, что примерно все воспринимают вас как одно целое. Самое частое наименование, которое я слышу — «близняшки». Пожалуй, единственный человек, который действительно вас различает — это его высочество.
— Мы так старались быть непохожими, — наклонила голову Злата. — Даже волосы специально покрасили в разные цвета.
— Однако до недавних пор держались вместе, одинаково учились и хромали на одну и ту же ногу, когда кто-то из вас спотыкался, — усмехнулся я.
— Мы впервые оказались в большом мире! — воскликнула возмущённая неблизняшка. — Конечно, нам с Агатой приходилось держаться вместе! А не хромать мы не могли, потому что…
— Да не надо передо мной оправдываться, — отмахнулся я. — Над вашей проблемой я думаю. Пока есть только одна идея.
— Какая? — подалась вперёд Злата.
— Раздеть вас, положить друг на дружку и чем-то сильно придавить сверху.
Злата отстранилась. Взгляд её потух. Ну вот, сейчас обидится и уйдёт. А то ещё и извращенцем назовёт. В аристократическом обществе мой утонченный юмор почему-то мало кто понимает.
— Шутить изволите, господин Барятинский? — вздохнула Злата.
— Ну, я не то чтобы…
— Вы думаете, мы не пытались?
Я поперхнулся своими жалкими оправданиями.
— Эм… Что?
— Разумеется, мы пытались! Но это не работает!
— Вы… — запнулся я. — То есть, вы серьёзно — пробовали?..
— Совершенно серьёзно. Проводили испытания в дровяном сарае. Разделись, легли друг на друга, а мальчик, который нам помогал, опустил сверху дубовую колоду на верёвке.
Я потёр лоб ладонью.
— И по сколько вам было лет? Включая мальчика?
— Лет по тринадцать, кажется. Какое это имеет значение? Мы не добились ничего!
— Совсем ничего? — уточнил я.
— Ну, разве что мама, войдя в сарай, упала в обморок. И мальчика — он был сыном конюха — потом за что-то выгнали. Хотя он ни в чём не был виноват!
— Ясно, — кивнул я с каменным лицом. — Значит, этот вариант мы вычёркиваем.
Я произнёс это так, будто у меня был целый блокнот, исписанный вариантами. И мой тон, как ни странно, на Злату подействовал.
— Я так надеюсь на вас, господин Барятинский, — сложив руки перед собой, сказала она. — Прошу, поспешите!
— А могу спросить, куда мы торопимся? — заинтересовался я. — Вы жили как одно целое шестнадцать лет, уже должны были привыкнуть. Ясно, конечно, что здесь, в обществе, возникают разные неудобства…