И ничто не помешало ему насладиться этим счастьем. Его путь совершился удивительно благополучно. Он опередил всех вестовщиков, посланных с роковой вестью о смерти Аратова в Варшаву: из замка — к киевскому воеводе, и с мызы — к пани Розальской. Когда Андрей явился к русскому послу, никто еще не знал в городе о самоубийстве Дмитрия Степановича, и благодаря воробьевскому управляющему Владимир Михайлович и Елена Васильевна узнали несколькими днями раньше, что им никто не может помешать обвенчаться и перед лицом всего света любить друг друга.
Радовались и в замке киевского воеводы. Но здесь радость была непродолжительна. Из известий, полученных с мызы, выяснилось, что пани Розальская приехала туда накануне того дня, когда тело самоубийцы должны были отправить по требованию его прабабки в Малявино, и что она последовала за этим телом в Россию. Куда она потом делась — очень долго никто не знал, невзирая на то, что сам русский посол, по просьбе киевского воеводы и его супруги, принимал деятельное участие в поисках. Вместе с Езебушем, главным участником преступления Аратова, Юльяния скрылась неизвестно куда.
Из слов Цецилии, за которой послали на мызу, чтобы узнать подробности исчезновения ее госпожи, узнали только, что известие о страшной смерти Аратова Юльяния приняла много спокойнее, чем можно было ожидать; целую ночь она провела одна у трупа, а потом, после продолжительного разговора наедине с Езебушем, уехала с ним в экипаже и на лошадях покойного его барина по дороге в Киев. На все расспросы — когда ее ждать назад? — она не отвечала ни слова и вообще так держала себя со всеми, кроме камердинера покойного, что приставать к ней с вопросами и советами не было никакой возможности. Переждав несколько дней, Цецилия отправилась в Малявино, чтобы узнать о своей госпоже, но ничего там не могла добиться. На все расспросы ей отвечали, что приезжала сюда какая-то польская пани, добивалась свидания со старой барыней, плакала, предлагала деньги, умоляла, чтобы доложили о ней, но старая барыня не пожелала пустить ее на глаза и приказала сказать ей, чтобы немедленно убиралась вон из Maлявина, если не хочет быть схваченной и сосланной в Сибирь. Так и уехала эта пани, ничего не добившись. Пустилась в обратный путь и Цецилия, ничего не узнав из того, для чего сюда приезжала.
Юльяния как в воду канула. На запросы русского посла, по просьбе пани Анны, Серафима Даниловна отвечала, что никаких полячек у нее в деревне нет. И по другим сведениям пришлось убедиться, что Розальской ни в Малявине, ни по соседству нет, а где она — так и осталось тайной.
Много времени спустя, когда все уже забыли о ней, близкие к пани Анне резидентки шепотом передавали друг другу, будто ясновельможная узнала от кого-то, что Юльяния перешла в схизматическую веру и постриглась в монастыре под Москвой. Откуда явилось это известие — никто не знал, но во всяком случае оно было так ужасно и позорно для фамилии Потоцких, что никто не позволял себе повторять его вслух, и расположенные к графу и графине люди не верили ему, утверждая, что это ложь, выдуманная врагами «фамилии». На чьей стороне была правда — до сих пор неизвестно.
1899