В сказочном короле не приходится сомневаться: его ранг полностью обоснован его же бытием. Король мифологический уже опирается на определенный порядок и становится предметом оценки, в результате чего иногда выясняется, что характер властителя не соответствует статусу. Так было с Еврисфеем и Гунтером – слабаками, дававшими поручения героям. Агамемнон, пользуясь своим статусом, отнял Брисеиду у Ахилла, обладателя божественной силы.
Деяния сказочных и мифологических персонажей часто очень похожи, что ведет к их полному слиянию в повествовательной практике. И все же они различаются своей принадлежностью к разным уровням сознания. Сказочный герой чувствует Землю и обладает природной интуицией, хотя он дурак и одновременно потому что он дурак. Земля дорожит им, поэтому он непотопляем. «И если они не померли, так, верно, и сейчас еще живут», – эта сказочная концовка, несомненно, очень стара.
Герой мифа по рождению связан с солнцем. Нередко он полубог, имеющий прослеживаемую генеалогию. Исторические властители тоже называли себя потомками богов. Герой распространяет яркий, порой ослепляющий свет. Он уже не живет в полном непрерывном наслаждении щедростью Земли. Ему приходится завоевывать ее богатства, поворачивая реки вспять, осушая болота, убивая монстров. В предшествующую эпоху победа над драконом, львом, вепрем или гидрой не была ничьей миссией. К местам обитания этих существ относились скорее почтительно. Понятие об их «вредоносности» возникло на почве первых хозяйственных соображений, когда человек занялся скотоводством и хлебопашеством. Из мифа явствует, что Земля восприняла такое вмешательство как кощунство и мстила людям за него. Сегодня такие мероприятия, как осушение болот или борьба с вредителями, тоже имеют теневую сторону: они нарушают природное равновесие.
В мифе о Мелампе, великом прорицателе и целителе, описано святотатственное преступление против змеи – животного, которое, прежде всего, выступает как представитель стихии земли. Возле жилища Мелампа рос дуб, где было змеиное гнездо. После того как слуга в его отсутствие убил змею-мать, Меламп вырастил ее детенышей. Однажды, пока он спал, они обступили его и вылизали ему уши, после чего он смог понимать язык птиц и предсказывать будущее.
Обретение дара ясновидения благодаря такому очищению ушей или глаз либо благодаря вкушению змеиного мяса – бесконечно повторяющийся мотив сказок и легенд разных народов.
Наиболее очевидное проявление того, что новые силы исказили старый образ Земли и нарушили связанный с ним порядок, – покорение ее первоначальных обитателей. Яркий пример – удушение Антея, получавшего свою великанскую силу от соприкосновения с почвой. Геракл поднял его, и он умер в новом свете, оторванный от матери.
Удивительные свидетельства поражения старого порядка и старого знания содержатся в повествованиях об истреблении кентавров. Эти полулюди-полузвери изображаются не как неуклюжие существа, но как носители утраченной мудрости, в основе которой не рациональное осмысление причинных связей, а чувство Земли, сравнимое с одухотворенным потоком, что течет сквозь планету, однако не может от нее отделиться, хотя и прорывается наружу. Способность к такому видению до сих пор присутствует во всех диагнозах и прогнозах в качестве незаменимой, пусть и бессознательной, силы.
Эта сила руководила Морисом де Гереном, когда он создавал своего «Кентавра» – наглядное подтверждение тому, что поэт более, чем исследователь, способен постигать и показывать глубинные закономерности, а значит, и указывать направления.
Сент-Бёв назвал это стихотворение в прозе бесценным «античным мрамором»; подобные сравнения ошибочны, как и определение «пантеистический», закрепившееся еще в 1840 году. Боги, пусть даже многочисленные и наполовину растворенные в силах природы, не имеют никакого отношения к миру кентавров и их пещер, и даже то, что сам Герен упоминает Аполлона, не должно пускать нас по ложному следу. Лучше было бы сказать не «пантеистический», а «электрический», поскольку знакомое нам электричество при всей своей бездушности, специализированности и абстрагированности все же является природной силой и дает представление о том, какими возможностями обладает дух Земли. Можно также сказать, что в «Кентавре» господствует ночь – особая, магнетическая, провидческая, подобная той, которая царит у Новалиса. Он, Новалис, безусловно, стоит к Герену ближе всех. Впрочем, созвучные мотивы есть и у Гёте в «Первоглаголах».
Там мы могли бы повстречать Пана, которого кентавр видит спускающимся с гор в долину, где реки блестят в ночи, как серебряные жилы. Это первоначальный Пан – одно из тех существ, непосредственно связанных с Землей, что потом получили статус богов, однако плохо прижились на Олимпе.
Обращаясь к мудрому Мелампу, упоминавшемуся выше, кентавр рассказывает о своей жизни. Однажды, пересекая пустынную долину, он увидел у реки первого человека и тут же исполнился презрения к этому существу – жалкому, словно бы ополовиненному. С «другого берега» потока жизни двуногое создание предрекло ему его собственный закат, конец золотого века.
Мир, наверное, объяла великая печаль, когда человек отделился или был отделен от той части себя. В любом случае ему пришлось внутренне сказать этой перемене «да», принять ее, а затем он начал искать способы восполнения недостаточности: превратился в полубога и, войдя в союз с богами, выступил против сынов матери Земли. Мудрость мифа заключена в том, что без помощи Геракла боги не одолели бы титанов. Впрочем, они их и не уничтожили, а только заперли. И на каждом эпохальном повороте из глубины доносится стук.
Мы вновь и вновь убеждаемся в том, что любой из таких поворотов – это одновременно и закат, и восход, сумерки старого и заря нового века.
Мы впервые видим утреннее солнце, когда на его фоне вырисовываются зубцы древнего массива. Поэтому аристократия в лице своих духовных представителей всегда идет впереди революции. Когда дело доходит до переворота, все уже давным-давно решено и подписано. Видя подобную ситуацию, представляешь себе человека, который пилит сук, на котором сидит.
Именно это и показывает, насколько неодолим напор нового порядка, вытесняющего старый. C дерева жизни падает не просто ветка, но еще и плод, полный созревших семян. Это в первую очередь демонстрируют те, кто выделяется среди себе подобных.
В племени кентавров таким был Хирон, живший в пещере на горе Пелион. Присущая всем его собратьям мантическая сила, полученная от Земли, нашла в нем наивысшее воплощение. При этом он учитель и воспитатель героев, которые уничтожат его мир. В стихотворении Герена Хирон упоминается как великий мудрец.
Те крупицы информации, которые, как случайные осколки горных пород, переживают великие потрясения и остаются в памяти, чрезвычайно ценны. Хирон не только обучал Асклепия искусству врачевания, но также был наставником Ахиллеса, Ясона и многих других героев. То, что ученики жили в разные времена, объясняется изначальным бессмертием Хирона, от которого он отказался в пользу Прометея, после того как однажды на охоте был неизлечимо ранен отравленной стрелой Геракла. После смерти мудрый кентавр вознесся на небо, превратившись в созвездие. Его еще долго почитали – и в Фессалии, и далеко за ее пределами. Гельдерлин посвятил ему стихотворение, в котором слепой провидец вспоминает прежний, догероический, изобильный мир:
Итак, Хирон передал свое бессмертие Прометею, который, по легенде, вылепил первого человека. В таком случае Хирон был, вероятно, последним человеком в прежнем утраченном или глубоко скрытом смысле, который лишь изредка просыпается в нас. Такой человечности мы обязаны всем, что есть непосредственного в наших знаниях, действиях, предсказаниях и врачевании, в наших научных дисциплинах, которые с наступления нового времени все сильнее обособляются друг от друга. Имя Хирон происходит от слова «рука», Прометей – от слова «предусмотрительный».