Все утро я буду предаваться таким радостным представлениям. Но нашем пути постоянно возникают невысокие склоны. Здесь нужно быть особенно внимательным, чтобы взобраться на них. Перед мостиком есть заболоченный участок. Наконец, нельзя забывать и о дровах, из которых выбираешь не самое толстое, но и не самое тонкое бревнышко. Если возьмешь самое толстое, то на пути от леса до штабеля у госпиталя можно надорваться. Если же возьмешь самое тонкое, то тебя могут заставить бегом вернуться назад, если начальник имеет на тебя зуб.
От напряжения кажется, будто слышно, как легкие трутся о ребра.
Всегда надо поступать так, чтобы тебя ни в коем случае не заставили бежать!
Прошло некоторое время, прежде чем я выяснил, что мне удобнее всего носить дрова на левом плече. Другие постоянно меняют плечи, перебрасывая бревнышко с правого плеча на левое. Я засовываю руки в карманы. Бревнышко уравновешивается на плече. И я шагаю под ним вперед и предаюсь своим размышлениям.
Глава 9
За день до Пасхи я подхожу к лешему — так мы называем бригадира.
— Товарищ, свитер ест! — так я предлагаю нашему начальнику свой пуловер. Все равно в ближайшие дни они отберут у нас наши свитера.
— Да, да, да! — кивает леший.
Когда мы подходим к лесопилке, он берет меня с собой внутрь.
Я снимаю пуловер.
Он показывает его русским рабочим, стоящим вокруг нас, которые внимательно осматривают его.
— Брюки есть? — спрашивает он в надежде, что я предложу ему и свои суконные брюки.
Эти брюки я получил перед своим последним отпуском в Восточной Пруссии в городке Вирбаллен. Скоро ведь наступит весна. Правда, у меня еще есть брюки из маскировочной ткани.
Я стягиваю свои теплые суконные брюки и стою, голый и жалкий, перед ними, пока они оценивают мои вещи.
— Ну, хорошо! — Леший согласен. За все шестьсот граммов хлеба. Конечно, не сразу.
Каждый день по двести граммов.
Не обманет ли меня леший? Недавно один из наших за хорошую немецкую портупею получил удар прикладом вместо обещанных двухсот граммов хлеба. «Нет, с лешим можно иметь дело, он порядочный человек!» — думаю я.
Итак, надеясь на его порядочность, я отдаю ему свой свитер, который столько дней согревал меня. Отдаю ему суконные брюки и уже собираюсь снова натянуть рваные валенки на распухшие ноги, но тут леший замечает, что у меня нет портянок.
— Носков нету? — с сочувствием спрашивает он.
— Носков нету! — отвечаю я.
Он опускается на четвереньки, лезет под лавку и вытаскивает что-то мягкое, большую тряпку, в которой, возможно, когда-то окотилась кошка, а механик, наверное, не один раз вытирал ею смазочное масло. Но зато теперь у меня будут портянки! По крайней мере, теперь я смогу подложить что-то теплое под подошву и обернуть стертые пальцы. Леший — хороший человек!
«Но это еще не все, — говорю я себе, — он мне должен еще кое-что более существенное». После того как леший тайком передал мне первые двести граммов хлеба, я лежу поздно вечером на своих нарах. Рядом с приятелем, которому я по какой-то причине отдал половину полученного хлеба.
— Ешь и не болтай! — тихо говорю я.
— Дружище, да как же я могу? — возражает тот и не хочет брать хлеб.
Я великодушно возвращаю ему кусок, точно так же, как раньше, по преданию, мои предки в запале проигрывали в кости свои усадьбы.
— Ешь и все!
Стоит ли мне бежать? Железнодорожная станция находится всего лишь в десяти минутах ходьбы. У нашего лагеря нет забора! Никакой колючей проволоки! Ночью всего лишь один часовой у входа в барак!
А поезда идут. Один за другим. Днем и ночью на запад. Вероятно, началось какое-то крупное наступление. Иван уже в Польше. В больших пульмановских вагонах везут танки и пушки. Американские «Студебеккеры» и сибирские полки. Разве нельзя уехать вместе с ними?
Разве мы раньше постоянно не слышали рассказы о том, как убегали военнопленные!
Однажды у нас исчезли двое. Смещенный со своей должности староста барака, который украл мои фетровые ботинки, и юный берлинец, который прибыл в лагерь вместе со мной из Великих Лук.
Они бросили свою бочку с водой посреди дороги к бане. Когда они не явились на обед, остальные водоносы сообщили:
— Да, мы нашли их бочку!
Смогут ли они пробиться к нашим?
На второй день их приволакивают в лагерь. Их сцапали, когда они просили хлеба в одной из крестьянских изб. Всего лишь в нескольких километрах от лагеря. Крестьянка налила им по миске супа. А пока беглецы ели, она сообщила о них в милицию.