— Почему ты воспользовалась моим именем в отеле в Мальмё?
Линда пыталась понять, что выражает Аннина спина, одновременно вытирая пот с шеи. Это мое проклятие, поняла она с первых месяцев в школе полиции. Есть смеющиеся полицейские,[26] есть плачущие полицейские, а я открываю новую рубрику — потеющие полицейские.
Анна расхохоталась и повернулась к ней лицом. Ей в самом деле смешно или она только притворяется?
— Откуда ты узнала?
— Позвонила и спросила.
— Зачем?
— Не знаю.
— Что ты спросила?
— По-моему, легко догадаться.
— И все же?
— Спросила Анну Вестин. Останавливалась ли ока в их гостинице. Вестин у них не останавливалась. А Валландер — да. Не так уж сложно. Но зачем?
— А что ты скажешь, если я тебе отвечу, что сама не знаю зачем? Может быть, я боялась, что отец опять исчезнет, если вдруг обнаружит, что я остановилась в том самом отеле, где мы увидели друг друга через окно. Но если честно — не знаю.
Зазвонил телефон. Анна не шевельнулась. Они подождали, пока включится автоответчик. Это была Зебра. Она что-то весело щебетала, но никакого особого дела у нее не было.
— Обожаю людей, которые так весело и энергично сообщают, что у них никакого к тебе дела нет, — сказала Анна.
Линда промолчала. Она думала не о Зебре.
— В твоем дневнике я увидела одно имя. Биргитта Медберг. Знаешь, что с ней случилось?
— Нет.
— Ты что, вообще газет не читала?
— Я искала отца.
— Ее убили.
Анна смотрела на нее недоверчиво:
— Почему?
— Этого я не знаю.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказала. Это убийство. Пока еще не раскрытое убийство. Полиция не знает, кто это сделал. Они тебя вызовут, чтобы спросить, откуда и насколько близко ты знала Биргитту Медберг.
Анна передернула плечами:
— А что случилось? Жуть какая! Кто мог желать ее смерти?
Линда решила не раскрывать мрачные подробности убийства. Самого факта достаточно. Испуг Анны выглядел вполне правдоподобно.
— Когда это произошло?
— Несколько дней назад.
— Я буду говорить с твоим отцом?
— Может быть. Следствием занимаются несколько человек.
Анна тряхнула головой, отошла от окна и села.
— Откуда ты ее знала?
Анна вдруг ощетинилась:
— Это что — допрос?
— Мне просто интересно.
— Мы вместе объезжали лошадей. Когда и где мы встретились впервые, я не помню. У кого-то была пара норвежских фьордингов,[27] их надо было выгуливать. Вот мы их и выгуливали — я и она. Не могу сказать, что хорошо ее знала. Вернее сказать, вообще не знала. Она была не особенно разговорчивой. Знаю только, что она наносила на карту старые пилигримские тропы. К тому же и она, и я интересовались бабочками. Больше ничего не могу сказать. Недавно она мне написала и предложила купить на двоих лошадь. Я не ответила.
Линда пыталась найти ложь в ее словах, но не смогла. Это не мое дело. Я буду ездить на машине и подбирать заблудившихся алкашей. С Анной пусть папа разговаривает. Только еще один, последний вопрос. Она посмотрела на пустую стену.
Анна проследила за ее взглядом и ответила на вопрос еще до того, как Линда его задала.
— Я взяла бабочку с собой, чтобы подарить отцу, если его найду. Когда я поняла, что все это себе напридумывала, выбросила ее в канал.
Может быть, это и правда, подумала Линда. А может, она врет так ловко, что я не могу ее прижать.
Снова зазвонил телефон. Когда включился автоответчик, оказалось, что это Анн-Бритт Хёглунд. Анна вопросительно поглядела на Линду. Та кивнула. Анна взяла трубку. Разговор был коротким, Анна односложно отвечала на какие-то вопросы. Повесив трубку, она повернулась к Линде:
— Они хотят, чтобы я пришла прямо сейчас.
Линда поднялась:
— Тогда тебе лучше пойти.
— Я хочу, чтобы ты меня проводила.
— Зачем?
— Мне так будет спокойнее.
Линда колебалась:
— Я не уверена, что это удобно.
— Почему? Меня же ни в чем не подозревают. Она так и сказала — только небольшая беседа, и все. А ты — полицейский, к тому же моя подруга.
— Я могу тебя проводить. Но совершенно не уверена, что мне разрешат присутствовать на допросе.
Анн-Бритт спустилась в вестибюль, чтобы встретить Анну, и неодобрительно поглядела на Линду. Почему-то я ей не нравлюсь, подумала Линда. Она наверняка из тех, кто предпочитает молодых мужиков с серьгами в ухе и независимыми суждениями. Она отметила, что Анн-Бритт начала поправляться. Скоро жир начнет выпирать, злорадно подумала она. Что, интересно, отец в тебе нашел, когда делал предложение?
— Я хочу, чтобы Линда тоже присутствовала.
— Не знаю, возможно ли это, — сказала Анн-Бритт, — а зачем?
— Я этого требую, — настаивала Анна. — Пусть просто посидит рядом. Только и всего.
Вот-вот, сказала себе Линда. Только неприятного человека нам и не хватало.
Анн-Бритт пожала плечами и посмотрела на Линду.
— Поговори с отцом, может быть, он разрешит, — сказала она, — ты ведь знаешь, где его кабинет. Через две двери, там есть маленькая комнатка для совещаний.
Она впустила их в коридор и пошла в обратном направлении.
— Ты здесь будешь работать?
— Вряд ли. Меня, скорее всего, ждет гараж и переднее сиденье в машине.
Дверь в комнату была приоткрыта. Отец покачивался на стуле с чашкой кофе в руках. Он раздавит этот стул, подумала Линда. Неужели все полицейские жиреют? Тогда я уйду из полиции. Она толкнула дверь. Отец почему-то не удивился, увидев ее. Он протянул Анне руку.
— Я бы хотела, чтобы Линда была рядом, — сказала Анна.
— Разумеется, разумеется.
Он выглянул в коридор:
— А где Анн-Бритт?
— По-моему, она не собиралась присутствовать, — сказала Линда и уселась у торца стола, как можно дальше от отца.
В этот день Линда получила неплохой урок полицейской работы. Благодаря как отцу, так и Анне. Отец незаметно направлял разговор в нужном ему направлении. Он никогда не шел напролом, он все время выбирал обходные пути, выслушивая ее ответы, он все время демонстрировал дружелюбие, не пытаясь поймать ее, даже когда она противоречила сама себе. Он не торопился, казалось, что он готов разговаривать с Анной до бесконечности, но ускользать в сторону он ей не позволял. Линда подумала, что Анна напоминает угря. Он спокойно и методично проводил ее по крылу вентеря, загоняя в морду, откуда улизнуть уже было нельзя.
А Анна преподала ей урок вранья. И Линда, и отец прекрасно чувствовали, что многое из того, что она говорит, — неправда. Она, казалось, хотела свести ложь к минимуму, но это ей не удавалось. Только один-единственный раз, когда Анна нагнулась поднять упавшую ручку, они с отцом обменялись быстрым взглядом.
Потом, когда все кончилось и Анна ушла домой, Линда села за кухонный стол на Мариагатан и попыталась записать весь разговор в форме театрального диалога. Во время беседы с Анной перед отцом тоже лежал блокнот, время от времени он что-то туда записывал, но в основном держал все в голове. Когда-то он сказал ей, что это неправильно — ничего не записывать. Надо записывать всегда, а не только в тех случаях, когда без этого нельзя обойтись. Но это его пренебрежительное отношение к записям имело свою положительную сторону — он научился фиксировать в памяти ключевые пункты разговора, чтобы потом их не забыть. Это не касалось, разумеется, официальных допросов, с постоянно включенным магнитофоном, с указанием времени, когда допрос начался и когда он кончился.
Так что же говорила Анна? Линда писала, вспоминая и исправляя.
Курт Валландер: Спасибо, что пришла. Очень рад, что ничего не случилось. Линда очень волновалась, да и я тоже.
Анна Вестин: Мне, наверное, не надо рассказывать, кого я, как мне показалось, видела на улице в Мальмё.
KB: Нет, конечно же нет. Хочешь что-нибудь попить?
АВ: Сок, если можно.
KB: Сока, к сожалению, нет. Могу предложить кофе, чай или просто воду.
АВ: Тогда воды.
Спокойно и методично, подумала Линда. Он никуда не торопится.
KB: Что тебе известно о том, что случилось с Биргиттой Медберг?
АВ: Линда рассказала, что ее убили. Это ужасно. Просто непостижимо. Я знаю, что вы нашли ее имя в моем дневнике.