— Алина!
В дверь просунулась растрепанная головка. На румяном лице изображалась мудрость младенца, готового ко взбучке.
— Здравствуйте, Анатоль Калинькыч. Я вовремя. На две минутки задержалась внизу.
Значит, как всегда, опоздала. Сдерживает дыхание, и можно представить, какой кросс задала она от метро.
— Пригласите Олега Викторовича.
Нетупский Олег Викторович. Он пришел в институт, когда начался бум вокруг барокамеры.
Его кандидатуру стали настойчиво рекомендовать с самых разных сторон. Косырев был не настолько наивным, чтобы не собрать возможной информации. Моложе Косырева десятью годами, но успел стать проректором медвуза, защитил докторскую. С именем Нетупского связывалась туманная идея всесторонней сквозной психотерапии, то есть создания для больных таких идеальных условий, в которых они позабыли бы обо всех неурядицах и горестях каждодневной жизни. Но это в выступлениях, устно. А так — соавтор известного учебника нейрофизиологии, двух монографий и трех-четырех десятков статей. Почти все в соавторстве. Но совместные труды были добротные, и имена его сотрудников последовательно приобретали известность. Чуток к растущим талантам. К тому же — времена коллективного творчества.
Не ради врачевания и научных достижений брал Косырев Нетупского, расхваливали его хозяйственно-организаторские таланты. И Твердоградский — по-дружески, доверительно — подтвердил это. А Косыреву с двумя замами по лечебной и научной части не хватало именно такого человека. Обеспечивать, раздобывать — в этом нуждался институт, наращивая темпы исследований.
Нетупский, среднего роста человек, представился исключительно корректно. Выпуклая грудь и борцовские ниспадающие плечи; костюм сидел на нем как влитой, только на полноватых ляжках, когда он присел, выглаженные брюки собрались гармоникой. Это был единственный изъян, вообще-то не жирен, а плотен. Крепкие руки в рыжеватых волосках выглядывали из белейших манжет, схваченных крупными черными запонками. Он внимательно слушал будущего шефа, и остановившиеся недобрые глаза — в коротких ресничках, под редкими бровями, в золотой оправе надетых к беседе очков — очень не понравились. Красноватая кожа лица, упругие круглые щеки, подбородок камешком, короткий нос — в профиль полумесяцем. Гладко зачесанные волосы. Загадочен. Однако подтянут, собран, аккуратен, это соответствовало намечаемой должности. Что ж, приходилось сотрудничать с несимпатичными людьми — и получалось неплохо. Нетупский улыбнулся Косыреву, тот ответно ему, они принялись очерчивать круг будущих обязанностей. И сразу обнаружился деловой человек.
Косырев не ошибся: задержки с редчайшими материалами, к которым не так-то просто подобраться, прекратились. Институт зажил вольготно, и это было совсем-совсем немало. Обширные связи Нетупского позволяли добиваться необходимых ассигнований. Он пришел в институт как первый заместитель, с широкими полномочиями. Но Косырева это не пугало, хотя он догадывался: сама новая должность учреждена едва ли не ради Нетупского. Он охотно потеснился и передал первому заместителю все обязанности, прямо не касавшиеся коренной работы института и клиники. Нетупский не мог скрыть покровительственной усмешки, когда присутствовал при разговорах директора с главбухом. Потом брал бухгалтера под руку и вел к себе. Ну и пусть, раз для пользы дела. В свою очередь, первый зам склонялся перед знаниями и талантом Косырева, умел подчеркнуть это в подходящий момент. Но касательно организаторских способностей хранил сдержанное молчание. И поскольку Косырев, сберегая время, уклонялся, бывало, от визитов и в министерство, и повыше, Нетупский брал обузу на себя.
Находились недовольные им, и прозвище приклеили не одному Косыреву. Пашка из лаборатории Шмелева скрестил Нетупского Пузырем, Привилось сразу, подхватили и в сопредельных институтах. Вообще, намеков хватало. Косырев объяснял это тем, что, замещая его во время отъездов, Нетупский правил чересчур круто. По молодости. Иные его плосковатые суждения и запреты, конечно, не нравились фантазерам, но иногда и ведро холодной воды — совсем неплохо.
Тройка дирекции—Косырев, Нетупский, Юрий Павлович—работала слаженно. Нетупский всесторонне знал околомедицинскую обстановку, за ним было как за стеной. Правда, новыми замыслами Косырев делился только с Юрием Павловичем. Но правда также, что и поток информации от Нетупского в последнее время оскудел.
В Югославии случился разговор с Евгением Порфирьевичем, ответственным работником министерства. Попивая сок с минеральной водой, они сидели на веранде гостиницы. В свободном светлом костюме грузная фигура Евгения Порфирьевича выглядела импозантно. С моря дул ветерок, и адриатические лесистые острова, за которыми скрылось солнце, казались тучными животными на водопое. Евгений Порфирьевич поднял тяжелые веки и, восхитившись погодкой, между прочим спросил, доволен ли Косырев Нетупским. Тогда, слава аллаху, все нормально: директор — ученый, зам — организатор.
Косырев тяжело набычился. Он — только ученый, а Нетупский — выдающийся руководитель! Поймав проницательный взгляд Евгения Порфирьевича сквозь опухшие пальцы — сердечник, — он хмыкнул и не утерпел сказать, а нельзя ли, раз уж такое дело, выдвинуть Нетупского повыше. Евгений Порфирьевич ответил не без ехидства, что выше косыревского института трудно что-нибудь представить. И волноваться не надо, речь идет не о чем-нибудь конкретном.
В словах его пряталась хитрость. Евгений Порфирьевич всех карт не раскрыл, но сказанное нужно было рассматривать как предупреждение. Получил власть, не вставляй кормило в чужих руках, пользуйся орудием дела. А при назревавшем повороте в делах она была ой как необходима.
За неделю впечатление от разговора сгладилось. Но сейчас, ожидая Нетупского, Косырев приготовился ничего не упускать. И пусть сам заговорит об Орехановой.
Нетупский вошел быстрым деловым шагом. Косырев оторвался от бумаг, и Олег Викторович энергично тряхнул, а потом задержал его руку, будто прислушиваясь, что произошло с ее обладателем, что нового привез он из заграничного далека скромным работягам.
— С приездом, Анатолий Калинникович.
Он положил папку на стол и, подтянув брюки на коленях, сел в кресло. Сунул крепкие руки в карманы халата и что-то там тихонько перебирал. Поразглядывали друг друга. Спокойные глаза, выдержка. Учись — никакой информации о душевном состоянии. Кирпично-румяные щеки были с утра особенно упругими. Пузырь, подумал Косырев с косвенной усмешкой и вопросительно наклонил голову.
Нетупский коротко рассказал о текущем. Строительство нового корпуса перешло в практическую фазу; из типографии доставили тезисы докладов; барокамера двигалась к концу. Ей придают исключительное значение, заметил Нетупский, возможны точки соприкосновения с космосом. Надо сконцентрировать силы для последнего рывка. И встал вопрос о ее перспективности в трансплантации.
— Позвольте, — перебил Косырев.— Какая пересадка в нейрохирургии?
Недальновидное мнение шефа. Но уголки губ под полными щеками остались ровными.
— Пока никакой, — помедлив, ответил Нетупский. — Но мы обязаны думать о пионерстве. Есть идея пересадки нервных проводящих путей. А пока... Ведь не только мы будем пользоваться барокамерой.
Косырев поморщился. Действительно, не избежать, потянутся другие, сломают график. Но Нетупский понял его иначе и, сверкнув очками, вскинул подбородок.
— Понимаете, — быстро заговорил он, — это не какая-нибудь из пальца высосанная идея, м-м-м, психосоматической корреляции. Если вспомнить, что болезнь — это хаос, внесенный в материальные функции организма, м-м-м, энтропически вырожденная картина, то поправить ее можно только материальными средствами. Всесторонней сквозной психотерапией. И вот, в перспективе — трансплантацией. Я удивляюсь, как могут некоторые увлекаться фрейдистским шаманством.
Если Юрий Павлович точно знал, о чем говорил, то Нетупский, бывало, и бессмысленно жонглировал терминологией. Но такое сильное обвинение. Хотя и в доверительной беседе...
— Кто, например? — уточнил Косырев и подумал, что редко видел Нетупского так возбужденным.
— Ну, например, Шмелев... Это профанация. Если нельзя установить, что такое значащее переживание, ничего оно не значит. Мы не покончим с субъективизмом в медицине и не двинем вперед кибернетические и математические методы, если не будем опираться на материальные факты.