Украинцы подумали: «Вот что делает для вас Сибирь».
«Знаете ли вы, - продолжал Демурин, - что, когда Сталин и его товарищи ехали на« Голубом экспрессе »из Москвы на курорты Черного моря, они опрыскивали поезд одеколоном?»
Украинец не ответил. Вы никогда не могли сказать, какой нюанс можно было бы вывести из любого комментария о советском лидере, мертвом, осужденном или восстановленном в должности. Все вагоны кишели полицией: вполне возможно, что локомотив, как и вагоны, прослушивали. Он с тревогой смотрел на бегающие пальцы циферблатов.
Демурин помолчал несколько мгновений. За окнами мелькали серебряные березы. Его настигло время, его обогнали поезда. Лес, уголь, дизель, электричество. Что дальше? Атомная энергия? Он почувствовал запах сажи и пара своей юности, оглядел извилистую дорогу, покрытую снегом, покрывающим его лицо. Он пробыл там мгновение, год, всю жизнь, прежде чем вернуться в наэлектризованное настоящее.
«Михаил, - сказал он, - позаботьтесь о том, чтобы у нас было гладкое путешествие. Удостоверьтесь, что мы успеваем. Вы понимаете, не так ли? "
Украинец сказал: «Я понимаю». И на мгновение на его аккуратном, честолюбивом лице нигде не было видно сообразительности, за которой скрывалось знание его собственных недостатков.
* * *
Было 10.10. Поезд набирал скорость , и было бы в среднем около 37 миль в час было бы траверс 5,778 миль до Владивостока, проходят через восемь часовых поясов и без перерывов, закончить путешествие в течение 7 дней, 1 6 ½ часов. Обычно он делает 83 остановки и 13 часов простаивает на станциях. Он пересечет территорию вдвое больше Европы, где температура достигает –70 ® C, а деревья взрываются от холода. Он будет обходить Байкал, самое глубокое озеро в мире, где обитают пресноводные тюлени и прозрачные рыбы, тающие при контакте с воздухом. Он будет обходить китайско-советскую границу, где китайские войска показывали свои задницы Советам, через реку Амур, где все еще сохранялась угроза холокоста, пока не достигнет лесов под Хабаровском, где китайцы когда-то искали Гин-Сен, корень сказал, чтобы омолодиться, где до сих пор бродят саблезубые тигры. В Хабаровске, который заявляет о 270 безоблачных днях в году - ни больше, ни меньше, - он изгонит своих иностранцев, которые пересадят поезда на Находку и сядут на теплоход в Японию. В поезде было 18 вагонов и 36 дверей; В вагоне-ресторане было 15-страничное меню на пяти языках, и по крайней мере несколько блюд были доступны.
В небольшом отсеке в задней части специального вагона полковник КГБ и два младших офицера занимались собственной статистикой: записями каждого пассажира и члена экипажа. Полковник пометил четырнадцать имен красным крестом; каждого из этих четырнадцати сопровождал в своем купе агент КГБ. Когда последние заставы Москвы миновали окно, полковник, карьера и жизнь которого были поставлены на карту, встал, потянулся и обратился к своим двоим.подчиненные. «А теперь еще раз осмотрите весь поезд. Каждое купе, каждый туалет, каждый пассажир ».
Офицеры, соответственно, прошли мимо Ермакова, который пристально посмотрел на них, выражая опасения, от которых им стало немного не по себе. Он только что вспомнил, что в старину считалось несчастливым ехать по Транссибу в понедельник.
ПЕРВЫЙ ЭТАП
ГЛАВА 1
Сюжет о похищении был впервые задуман Виктором Павловым в 48-й комнате Ленинградского городского суда на Фонтанке 24 декабря 1970 года.
В тот день двое евреев были приговорены к смертной казни и девять к длительным срокам заключения за попытку угнать двенадцатиместный самолет АН-2 в аэропорту Приозерска и доставить его в Швецию по пути в Израиль.
В задней части зала суда, вмещавшего 200 человек, Павлов с презрением выслушивал подробности провальной схемы. Когда он услышал показания одного из обвиняемых, Менделя Бодни, отвращение вспыхнуло в нем, как кислота.
Бодня заявил суду, что поддался враждебному влиянию, и глубоко сожалеет о своей ошибке. Он поблагодарил власти за открытие глаз: он хотел поехать в Израиль только к своей матери.
Бодня получил самый легкий приговор: четыре года лагерей усиленного режима с конфискацией имущества.
Презрение Павлова к остальным любителям смягчалось восхищением их храбрым, безнадежным идеализмом.
Женщина Сильва Залмансон в своем заключительном слове: «Даже сейчас я ни на минуту не сомневаюсь, что когда-то я все-таки уйду, и я буду жить в Израиле ... Эта мечта, освещенная двумя тысячами лет надежды, никогда не покинет меня ».