Лариса Престина обратилась к двум офицерам. «Ты позволишь этой свинье так с тобой разговаривать?»
«Успокойтесь, товарищ. Мы должны быть уверены в наших фактах.Ваш кошелек, пожалуйста. Стэнли передал свой кошелек из свиной кожи с изображением Блэкпульской башни.
Они выложили содержимое на стол. Водительские права с одним подтверждением превышения скорости в Солфорде, фотография его жены, которая ест мороженое на набережной Скарборо, членский билет клуба наблюдателей за поездом, фотография «Передвижения» Стивенсона на станции Дарлингтон, яркая советская почтовая марка. марки, купоны на еду и напитки и десять рублевых купюр.
КГБ недовольно переглянулись.
«Лучше расскажем товарищу Разину», - сказал один из них по-русски.
«Товарищ Разин сказал, что его нельзя беспокоить, если только это не связано с охраной поезда».
Они пристально посмотрели на Стэнли Вагстаффа: он не выглядел опасным. А отношения с Юрием Разиным стали деликатными, так как он понял, что они передают информацию Ермакову. Вы могли подумать, что если бы вы сотрудничали с самым могущественным человеком в Советском Союзе, вы были в безопасности: эти два офицера были достаточно опытными, чтобы понимать, что это было далеко от истины в отношении Разина.
«Все равно придется ему сказать», - сказал один из них. «Он сойдет с ума, если мы арестуем шпиона, не сказав ему».
«Предположим, он не шпион. Это был бы нам конец. Этот Wagstaff - то дерьмо, которое доставит неприятности. - Международный инцидент, - сказал он, запихивая бумаги Стэнли обратно в бумажник.
«Конечно, он шпион, - громко сказала Лариса Престина. «Иначе зачем ему делать записи о передвижениях войск?»
«Он говорит, что следит за поездами».
«Умный фронт», - сказала Лариса Престина.
«Я голоден», - сказал Стэнли, зная, что они лишат его еды и воды.
Один из офицеров ушел, а через пять минут вернулся с черным хлебом, красной икрой, розовым касахским яблоком и бутылка пива. Он поставил поднос перед Стэнли и сказал: «Пожалуйста, ешьте. Если мы сможем получить что-то еще, дайте нам знать ».
Лариса Престина фыркнула.
«Боюсь, нам придется задержать вас здесь какое-то время», - продолжил офицер. «Дайте нам знать, если есть что-нибудь, что вы хотите».
Все ушли, заперев дверь снаружи.
* * *
Поезд плавно ехал всю ночь, достигнув Улан-Удэ, где Трансмонгольская железная дорога разветвляется на Улан-Батор и Пекин, и начал спуск через Яблоновые горы в Читу, где когда-то жили аристократические жены декабристов. на Дамской улице.
Поезд был полон снов, за исключением одного или двух очагов сопротивления. В элитных экипажах мужчины в пижамах всю ночь играли в карты, в то время как якутские женщины с севера в мехах и прекрасных сапогах из оленьей шкуры потягивали коньяк и жевали кусочки ветчины, их эскимосские лица покраснели от волнения.
Однажды раздался взрыв аплодисментов, когда старый шахматист, прервавший свой путь в Новосибирске и Иркутске, чтобы сыграть и проиграть несколько партий, обыграл молодого ученого, планирующего будущее Сибири, в Академгородке. Он был молод и гениален, двигался быстро, хлопая своими фигурами по доске. Он с презрением принял жертву и проиграл партию за тридцать восемь ходов. Некоторое время он озадаченно смотрел на доску, прежде чем вызвать старика на ответную игру. Но старик с слезящимися глазами и лицом, похожим на пергамент, объявил о своем уходе. Он заснул с улыбкой и, не проснувшись, скончался от сердечного приступа.
На кухне вагона-ресторана украинский машинист поезда. занимался любовью с официанткой в коричневой форме на столе рядом с тарелкой икры; но это не было полностью успешным, потому что, поскольку повара должны были быть через пять минут, он должен был действовать быстро; а когда все закончилось, официантка сравнила его с южными любовниками.
В спецтренере Ермаков принял два снотворного; но они не возымели эффекта. После пота и беспокойных движений в течение еще одного часа он взял третий и наконец погрузился в глубокий черный сон.
Гарри Бриджес тоже плохо спал. Благодаря своему таланту оказаться в нужное время в нужном месте, он видел, как увезли Стэнли Вагстаффа.
"Чем ты планируешь заняться?" - спросила тогда Либби Чендлер.