Выбрать главу

<missing picture>

Женщины и дети на Варшавском умшлагплаце в ожидании депортации в Треблинку. Январь 1943 г.

Площадь крови и слез

Галина Биренбаум — одна из тех, кому удалось пережить Холокост. Она оставила нам живое свидетельство происходившего на умшлагплаце.

«Нас привели на Умшлаг, на этот тысячу раз проклятый Умшлаг, залитый кровью и слезами, где воздух дрожит от свистков и скрежета поездов, увозящих сотни тысяч евреев на последнюю в их жизни станцию.

Большая площадь перед зданием бывшей школы запружена отчаявшимися, запуганными людьми. В основном здесь те, кто работал на фабриках и в мастерских арийских районов, обладатели специальных пропусков — «аусвайсов». Еще недавно они имели «право на жизнью. Сегодня, когда охраняющие их штурмовики, как обычно, отконвоировали их после работы домой, их всех арестовали. Их семьи были схвачены еще днем, все их имущество конфисковано.

Теперь от гетто, где еще можно было найти укрытие, нас отделяла стена и живая цепь вооруженных до зубов полицейских (среди которых, кстати, было не так уж много немцев). Мой старший брат с тетей и ее дочерью все еще в гетто. Они не вышли с нами на улицу, и их не схватили.

Мы в напряженном молчании ждали, что произойдет дальше, время от времени озираясь по сторонам в поисках какого-нибудь выхода. Отец прижимал нас к себе, целовал мать, брата и меня. Он крепко держал нас за руки и не позволял нам отходить от себя ни на шаг. Особенно он волновался за мать — она порывалась вытащить нас из толпы, чтобы как-нибудь проникнуть в школьное здание, где размещались пункт первой медицинской помощи и еврейский полицейский пост. Она хотела спрятать пас там — уберечь от погрузки в вагоны.

Отец был подавлен и испуган настолько, что не мог даже думать о побеге; единственное, на что он был способен, так это показывать свой «аусвайс», до последнего момента надеясь, что это нас спасет. Ему казалось, что неповиновение штурмовикам только ускорит нашу гибель.

Мать была совсем другим человеком, Поэтому, когда было трудно, я всегда цеплялась за нее, уверенная, что она сможет найти выход из любой ситуации… В присутствии отца я чувствовала себя совсем иначе.

То же самое происходило и теперь на Умшлаге.

Товарные поезда обычно не прибывали в это время суток. Значит, нам придется ждать поезда до утра и у нас еще целая ночь впереди. Может быть, еще удастся бежать, возвратиться в гетто и спрятаться на чердаке.

Потом мы увидели, что немцы устанавливают посреди площади пулемет. В толпе стали испуганно перешептываться. И хотя все понимали, что происходит, никто не осмеливался закричать или заплакать в голос. Стояла жуткая, давящая тишина. Мы обнялись: мать, отец, Гилек и я. Мы посмотрели друг другу в глаза — как смотрят перед вечной разлукой., чтобы сохранить в памяти образ любимых, пока наг всех не поглотит темнота.

Все, чем мы жили, все, о чем мы думали и мечтали, потеряло значение.

Отец был в полувменяемом состоянии, мать, как всегда, спокойна. Она даже улыбнулась мне. Потом наклонилась и прошептала мне на ухо: «Не бойся, от смерти все равно не уйти, умирают только раз… И мы умрем вместе, так что не бойся, это не так уж страшно…»

На фото — часть Варшавского умшлагплаца. Слева мужчины, справа женщины и дети. Арестованные немцами и их приспешниками, они ждут депортации в Треблинку. В здании слева находились лазарет и зал ожидания для тех, кого отправляли в лагерь уничтожения. Справа располагался штаб гестапо. Оба здания сохранились по сей день.

<missing picture>

Депортация цыган

Под предлогом приближения Олимпийских игр берлинская полиция арестовала в мае 1936 г. сотни цыган. Все они, вместе с семьями, лошадями, кибитками и прочим скарбом, были размещены на так называемой стоянке Марцан между мусорной свалкой и кладбищем. Вскоре эта территория была обнесена колючей проволокой. Так де-факто в пригороде Берлина возник цыганский концлагерь. Через несколько лет именно из Марцана и других таких стоянок в окрестностях немецких городов тысячи цыган были депортированы на восток, в лагеря уничтожения.