Мюриел Спарк
Передел
ГЛАВА 1
Тем летом в Неми говорили в основном о трех новых виллах. Одна действительно была новой: под нее расчищали землю, ее продумывали до последнего гвоздя, консультировались с адвокатом. Строили виллу три года и два месяца. «И еще семь дней, три часа и двадцать минут, – нередко уточнял ее нынешний жилец. – От момента, когда Мэгги дала добро, и до въезда прошло ровно три года, два месяца, семь дней, три часа и двадцать минут! Я засекал! Я считал каждую минуту!»
Два других дома уже стояли. Вернее, едва стояли и требовали только ремонта. Каменную кладку, лежавшую в их основаниях, относили к древнеримской эпохе – и то лишь потому, что никто не побеспокоился раскопать фундаменты поглубже. Оба здания с обширными участками, равно как и землю под третью, приобрела Мэгги Редклиф.
Один из домов, сельский коттедж, предназначался ее сыну Майклу. Майкл собирался поселиться в нем после женитьбы.
Саму Мэгги тем летом в окрестностях Неми никто не видел. По слухам, она или уехала, или еще не приехала, или на всех порах мчится не то в Лозанну, не то в Лондон.
По тем же источникам, Хьюберт Мэлиндейн, поселившийся в новопостроенной вилле, то ли встретился с ней, то ли разминулся, то ли получил от нее письмо, то ли провел серьезный разговор, то ли всегда был в курсе мельчайших подробностей ее жизни. Уже не первый год Хьюберт оставался лучшим другом Мэгги и основным источником полезной информации.
Третья вилла когда-то нуждалась в капитальном ремонте. Но не теперь. Мэгги умела организовать что угодно, хотя порой на это уходили годы. Итальянская «пунктуальность», а также ворох семейных и прочих проблем не улучшали положение дел. Однако к лету и третий дом предстал во всем великолепии. Он расположился в глубине прекрасного парка с теннисным кортом, бассейном, прудом, поросшим кувшинками, и огромными ухоженными газонами. В припадке рачительности Мэгги решила сдать виллу богатому бизнесмену, хотя и не испытывала ни малейшей нужды. Так она избавилась от необходимости лишний раз объясняться с Ральфом Редклифом, ее супругом. Ральф Редклиф был не беднее Мэгги, но ничем, кроме денег, не интересовался. Напоминание о регулярном доходе от одного из домов лишало его возможности высказываться о сомнительности всей затеи. И все же говорили, что именно в то лето брак Мэгги затрещал по швам.
С террасы Хьюберта Мэлиндейна открывался великолепный вид на озеро Неми и холмы Альбано, силуэты которых маячили на горизонте. Хьюберт не мог жить без этого вида. Он так прочно утвердился в своей легенде, что Мэгги и в голову не приходило оспаривать его права. Виды из спален секретарей Мэлиндейна были немногим хуже.
Секретарей тем летом было четверо: Дамиан Рансивелл, Курт Хайкенс, Лауро Моретти и Иан Маккей. Из них только Дамиан действительно исполнял секретарские обязанности.
– Мы ведь не останемся здесь на все лето, милый?
– Почему, котик? Терпеть не могу эти переезды. – Сними сережки, скоро зеленщик придет.
– Что он здесь забыл, милый?
– А как же чеснок?
– Курт, дорогой, нам сегодня не нужен чеснок.
– Нет, нужен, я готовлю салат.
– Вот тебе один зубчик для салата, котик. Больше не понадобится.
– О, Иан, проваливай с кухни, ты меня раздражаешь.
– Мне скучно, – объявил собравшимся за обеденным столом Хьюберт Мэлиндейн, хозяин дома. – И вы все опостылели. Извините, но это так.
– Только нам не рассказывай, – услышал он в ответ.
– Грибы совсем дряблые. Разве можно так жарить? Как будто сварили в растительном масле! Надо жарить на смеси сливочного и растительного. Сливочного класть чуть-чуть, а растительного и того меньше!
Жара тогда стояла такая, будто кто-то на всю катушку включил нагреватель и уехал на летние каникулы. Хьюберт возлежал на диване в кабинете с зашторенными окнами и печально размышлял о полном отсутствии благородства в характере Мэгги. Час сиесты тянулся немилосердно долго. Хьюберт решил поговорить с Мэгги о кондиционере, но необходимость разговора угнетала. Дожидаться встречи, просить, унижаться перед женщиной, которая не знает слова «порядок», – последнее дело! Что говорить о той, которая способна в любой момент нагрянуть «во всем блеске», даже не удосужившись предупредить? Никакого такта! Знай она хоть понаслышке, что такое такт, то не вынуждала бы полагаться в каждой мелочи на ее щедрость, а подписала бы доверенность. Даже этот дом, принадлежит не ему, а Мэгги, хмуро думал Хьюберт, павший на диван под натиском жаркого лета. У него нет никаких прав, никаких. А если с ней что-нибудь случится? Она запросто может погибнуть в авиакатастрофе. Уставив глаза в потолок, Хьюберт выдернул из бороды волос, и боль странным образом принесла успокоение. Нет, с Мэгги ничто не может произойти. Мэгги неуязвима.
ГЛАВА 2
– Не утруждайте извилины понапрасну, мисс Фии, – буркнул Хьюберт, – их вам и на полезные дела не хватает. Просто разложите все в хронологическом порядке, как я просил.
– Я думала, что вы захотите отделить личную переписку от деловой, – огрызнулась Паулина Фин. – Так было бы логичней.
– В ваших словах я логики не заметил, – отозвался Хьюберт, с ужасом, который не имел никакого отношения к Паулине, взирая на огромные коробки, полные писем.
Огромные кипы очень старых писем редко способствуют душевному равновесию. Воспоминания, давно канувшие в небытие, и проблемы, оставшиеся нерешенными, позабытые слова и лишь теперь верно понятые фразы, полная хроника неоплаченных и переплаченных долгов, времени, убитого без толку, и навсегда утраченной юности – призрак за призраком восставал из пыльных коробок.
– Разложите в хронологическом порядке, – повторил Хьюберт. – Сначала по годам, а затем по месяцам. Больше от вас ничего не требуется. И незачем перечитывать их по несколько раз. Так вы только зря теряете рабочее время.
– Есть! Итак, не буду думать о чем не положено, – ответила Паулина Фин и притянула к себе очередную стопку писем.
– Думайте о чем вашей душе угодно, только делайте, как я сказал, – отрезал Хьюберт. – Все мы вольны думать о чем пожелаем. Но, будьте добры, держите мысли при себе, а тратить мое время на дурацкие споры совершенно незачем.
Он вышел на тенистую террасу с видом на озеро. Весна уже заявила о себе: погода, по мартовским меркам, стояла теплая. Хьюберт дал себе слово помириться с секретаршей и называть ее по имени. Она, не спрашивая разрешения, давно уже звала его Хьюбертом. С начала года, когда начались финансовые неурядицы, он сделался раздражительным. Сначала Хьюберт предпочитал считать сложившиеся обстоятельства «любопытными» и «непредвиденными». Однако теперь он начал подозревать, что неудачи стали закономерным следствием второго развода Мэгги, ее нового брака с итальянским и, видимо, ревнивым маркизом, всеобщего финансового кризиса, а также скоропостижного банкротства сомнительной швейцарской компании, куда, в надежде сорвать куш, Хьюберт вложил значительную часть сбережений. Пока он не знал, что предпринять. Оставалось одно средство, и мысль о нем, обретая необходимую ясность, одиноким облаком блуждала в его голове. В то же время деньги продолжали таять.
Неми распростерся перед глазами Мэлиндейна: озеро, далекие холмы, буйная растительность – тот самый вид, который, взволновав воображение сэра Джеймса Фрэзера, воплотился в его «Золотой ветви», «евангелии» нового язычества. Волшебная панорама, и прежде не оставлявшая Хьюберта равнодушным, внезапно возымела неожиданный эффект. «Этот вид мне не по карману», – заключил Хьюберт и вернулся в дом.
При виде Паулины, раскладывавшей письма в стопки, он ощутил легкий всплеск эйфории. Там, в грудах писем, скрывалось последнее средство, к которому настало время обратиться. Нет, Мэгги не отнимет у него Неми! Пусть юридически не все гладко, но моральное право никто не посмеет оспорить.