– Постой, а как избавиться от него самого? – перебила Мэгги.
– Это уже сложнее, потому что не обойдешься без полиции и газетчиков. Но пока до этого не дошло, нам надо…
– Мэгги, дорогая! – воскликнул Берто. – Любимая, оставь ты его в покое! Голод его и так выгонит. Вот увидишь, однажды он съедет без нашей помощи.
– Берто, ведь ты сам советовал его выставить!
– Да, Берто, – поддакнула Мэри, – ты сам советовал.
– Подумайте сами! – в раздражении от их непонимания местной (по его мнению – универсальной) логики воскликнул Берто. – Если адвокат говорит, что без скандала не обойтись, значит, нам ничего не остается. Надо просто смириться с тем, что ему удалось тебя надуть, и выкинуть его из головы. Нельзя устраивать скандал, от него выгадают только коммунистические газетенки.
– Что за странное место – Италия! – покачала головой Мэгги.
– Сейчас везде так, – убежденно возразил Берто. – Времена меняются, ничто уже не будет прежним.
– Ненавижу Хьюберта Мэлиндейна! – закричала Мэгги. – Мне противно одно его имя! – Она долго распространялась о том, какие именно чувства вызывает у нее Хьюберт, а муж слушал, подавляя приступ ревности. Чувства, которые Мэгги демонстрировала по отношению к нему, были явно слабее, чем ненависть к Хьюберту. В своей ревности Берто дошел до подозрений, что Мэгги любит его меньше, чем ненавидит Хьюберта. Он не трудился отличить любовь от ненависти: гораздо важнее было то, что к Хьюберту его жена испытывала какие-то чувства, а к нему – нет.
– Хьюберт – отвратительный, мерзкий, презренный тип! Я его ненавижу! – закончила тираду Мэгги.
– Совершенно жалкая личность, – поддакнула Мэри.
– Мэгги, тебя услышат слуги, – некстати произнес Берто, глядя на жену так, будто перед ним открылась ужасающая картина будущих бед и несчастий. Вошел Лауро – представитель тех самых слуг – и поинтересовался, не угодно ли еще напитков? После этого Берто отменил поездку в Ле-Туке за лошадьми. Это решение было очень тщательно взвешено: маркиз долго думал, с самого начала подозревая, что откажется. Мэгги, как за скачками, следила за тем, как супруг принимает решение. На этих соревнованиях фаворит был известен заранее, и оставалось только дождаться финиша.
– Я собираюсь жениться, – сообщил Лауро.
– Неужели? На ком-то конкретно? – поинтересовалась Мэгги.
Лауро заметно рассердился.
– Это девушка из хорошей семьи. Она прошла годичный курс на кафедре психологии в пизанском университете, ей только двадцать.
– И чем она теперь занимается?
– Работает в бутике, в Риме. Ее мать тоже работает в бутике. Отец умер, я не знаю где.
– Как это понимать?
– Я ничего не знаю о ее отце. Может, его и не было. У семьи матери есть земля в Неми, два больших участка.
– Ну что ж, – сказала Мэгги, – тебе очень повезло. Она красивая?
– Конечно! – воскликнул Лауро, как будто иначе и быть не могло.
– Почему бы тебе не пригласить ее сюда, познакомиться?
– Маркизе это придется не по нраву, – рассмеялся Лауро.
Шторы мраморного зала были раздвинуты, его освещало послеобеденное октябрьское солнце. Берто спал у себя наверху. Мэри и Майкл тоже поднялись наверх, и в зал долетали отголоски их приглушенной будничной беседы. Прочие слуги разбрелись кто куда: кто-то в отдельные домики за виллой, специально предназначенные для слуг, кто-то по барам, недостатка в которых у пристани не было. Каждый день паромы привозили для забегаловок из Неаполя новых клиентов и увозили тех, кто уже выполнил программу отдыха, будь то день или пара недель на курорте. Лауро, одетый в чистую рубашку и синие джинсы, непринужденно расположился на подлокотнике одного из голубых кресел и потягивал грейпфрутовый сок. Мэгги в роскошной яркой пижаме сидела и улыбалась своим мыслям. Мэгги думала о том, почему Лауро заговорил о предстоящей женитьбе: потому ли, что он считал это вполне естественным, или потому, что ему хотелось потешить мужскую гордость и заставить ее ревновать? Она продолжала улыбаться. Или же он хотел денег и рассказал о невесте, зная, что прежде ему в них никогда не отказывали? Пока Мэгги размышляла, Лауро продолжал рассказывать о невесте, ее бутике и о том, что она не знает, что жених работает слугой.
– Я секретарь Мэри, – сообщил он.
В ответ Мэгги благожелательно пробормотала:
– Конечно, конечно.
Мэгги, ошибочно предполагая, что Лауро способен анализировать мотивы собственных поступков, задумалась, к чему он завел этот разговор.
– Надеюсь, Мэри не примет это слишком близко к сердцу, – добавил Лауро.
– Не волнуйся, – ответила Мэгги, – она тебе подыграет. Секретарь так секретарь.
– Я имел в виду, что не хотел бы расстроить ее этой свадьбой.
Мэгги чуть не спросила: «Каким же образом?» – но, быстро все обдумав, усмехнулась и ответила:
– Не волнуйся, этим ты ее не расстроишь, – и с удовольствием увидела, что Лауро смутился. «Значит, он просто хочет меня подразнить», – решила она.
– Ты знаешь о нас с Мэри? – спросил Лауро.
– Я знаю, что ты очень активный мальчик, – мягко рассмеялась Мэгги, глядя ему в глаза.
– Никогда не понимал американок, – сказал Лауро, не отводя взгляд.
– Что же в нас такого загадочного?
– Странные вы женщины.
– Послушай, Лауро, от меня ты получишь хороший свадебный подарок. От Мэри тоже. Подарок от нее и Майкла. Ты об этом хотел поговорить?
– Нет, не об этом, – разозлился Лауро и закричал: – Ты думаешь, что можешь купить все на свете?! У Мэлиндейна я был секретарем, а теперь – простой дворецкий!
– Ну, дворецким я бы тебя не назвала, – возразила Мэгги. – Видишь ли, чтобы стать дворецким, надо долго учиться. Нет, из тебя бы не получилось дворецкого. Мне всегда казалось, что ты наш друг, который присматривает за нами как…
– Как слуга! – выкрикнул Лауро. – Я должен носить этот идиотский костюм с эполетами!
– Это всего лишь традиция, к тому же мы неплохо платим. У нас тебе лучше, чем у Хьюберта. А у него ты фактически был просто уборщиком. Что же до «секретаря»… – Она умолкла и повернулась к лестнице, откуда послышались шаги.
Лауро вскочил: сверху спустился Берто.
– Что тут происходит? – спросил он. – Кто кричал?
– Лауро хочет быть секретарем, – объяснила Мэгги. – Не вижу причины, чтобы ему в этом отказывать. Он собирается жениться.
– Каким секретарем? Ничего не понимаю.
Лауро был готов провалиться сквозь землю: его привели в ярость невозмутимость Мэгги, живость ее ума, а также то, что он позволил себе повысить голос. Мэгги спокойно улыбалась, прекрасно зная, что даже если он решится изобличить ее или Мэри, даже если он выскажет всю правду, ему заведомо не поверят.
– Я вам больше не слуга, – сказал Лауро, глядя в глаза Берто, готового взорваться.
– Прекрасно, – ответил он. – Я вас не держу. Можете уходить. Завтра утром я выдам вам жалованье, выходное пособие и все, на что вы, проклятые коммунисты, заимели право. Но вы не смеете оскорблять маркизу. Чтобы я не слышал, как в моем доме так кричат!
Мэгги показалось, что подобная горячность Берто обычно несвойственна, но в пылу событий эта мысль позабылась.
– Нет, послушайте! – закричал Лауро, набрав в легкие побольше воздуха. Участвовать в подобных истерических марафонах ему было не впервой: он ругался с Хьюбертом и с хозяином ночного клуба, с другим маркизом и с одним полицейским, более известным как «Графиня», с ныне покойной матерью и со многими другими. Бурной итальянской скороговоркой Лауро перечислил все унижения, которым его подвергли, пока он был в услужении у Редклифов. Он даже пообещал подать в суд за то, что его заставляли работать сверхурочно, результатом чего стало нервное расстройство. Затем, в порыве вдохновения, Лауро пригрозил сообщить много интересного в министерство налогов и сборов (хотя ровным счетом ничего не знал). Звук собственного голоса все больше и больше убеждал его в правоте, вот уже слезы навернулись ему на глаза, когда он вспомнил, как оскорбительно обращался с ним Берто, обращаясь на ты.