В результате почти вся наша разведгруппа Ваака была уничтожена. В живых остались Илле да я.
У нас не было никаких шансов уцелеть в этой схватке. Мы глубоко скорбим о гибели наших четверых товарищей, о бойцах из других подразделений и тех, кто был ранен.
Пусть впредь ничего подобного не повторится.
Возможно, офицер, отдавший соответствующий приказ, признает свою неправоту. Здесь, в районе Прохладного, уже не одна разведгруппа была выведена из строя вследствие артобстрелов и бомбежек противника.
Ценой невосполнимых жертв мы повредили рельсовый путь, взорвав его, однако русские наверняка восстановят его уже в течение ближайших суток.
За эти 93 дня, миновавшие с момента прибытия нашей тяжелой бронемашины, она успела стать нашим домом, нашим верным боевым товарищем и образцом безотказности, если не считать мелких дефектов.
И хотя наша 8-колесная бронемашина уцелела, ее ждет отправка в Лейпциг на ремонт.
И я буду скучать по ней, хотя для двоих моих товарищей она стала бронированным гробом.
День 11 сентября 1942 года стал черным днем для 1 — й разведроты 13-й танковой дивизии.
Из 20 участвовавших в операции бойцов пятеро погибли — трое командиров экипажей, двое водителей. Один командир экипажа и четверо бойцов получили ранения.
Случайность или предопределенность?
Когда я в октябре 1942 года отправился в свой первый отпуск на родину, я имел возможность видеть свою бронемашину — ее отправили тем же составом, что и меня, на грузовой платформе, прицепленной к составу, перевозившему отпускников.
И я от всей души желаю своей машине, чтобы она уцелела, возвратившись на фронт.
12 сентября 1942 г
День первый после катастрофы.
Около 6 утра подъем, в 7 часов наша рота отправляется маршем. Но я продолжаю лежать.
В конце концов поднявшись, иду к бронемашине забрать необходимые вещи.
Двое русских отмывают и очищают кабину от крови. Кабина выглядит совершенно неописуемо.
Здесь еще и Кнопф с Вендлером, оба тоже из нашей роты. Он заняты демонтажом вооружений. Все, что я забрал из машины, выкладываю на кусок брезента, расстеленный на веранде.
Нашу большую бутыль подсолнечного масла отдаю Вендлеру, яйца и бутылку с маслом поменьше забирает Гогарн.
Наша полевая кухня оставила для нас довольствие из расчета на 3 дня. Еды у нас вдоволь. Гогарн поджарил оладьи и яичницу.
Здесь остаются и бронемашины Ярмера и Тони Бусса, здесь же крутится и наш главный ответственный за состояние техники Кайцик.
Ждем прибытия группы ремонтников.
Где-то около 9 утра организовываю горячую воду в одном из соседних домов и смываю с себя всю грязь последних дней.
Форму танкиста отдаю в стирку местной женщине, сам надеваю полевую форму.
После ковыляю в медпункт удалять осколок из глаза.
Остальные осколки помельче мне вытащили мои товарищи еще вчера — их засела целая уйма в области шеи, в коже головы, неглубоко, правда, так что проблем с их извлечением не возникло. В медпункте мне заклеивают ранки.
В глаз мне капают кокаин, после чего хирург щипчиками вынимает осколок. Накладывают пластырь на раненое бедро, засевший там осколок, доставивший мне столько мук, также благополучно извлечен.
Я вынужден остаться на медпункте, потому что мне забинтовали оба глаза. Так сказать, временно слепой.
Меня отводят в палату и укладывают на койку. В обед меня кормит гороховым супом санитар. Потом я снова ложусь и пребываю в полудреме.
Меня пришли навестить наш Кайцик и унтер-офицер Бутула. Вещи мои перегрузили на грузовик Хирша.
Ночью не могу заснуть, ворочаюсь с боку на бок — не дают покоя воспоминания о вчерашнем дне.
13 сентября 1942 г
С утра нас кормят хлебом с медом. Потом обход врача.
В 9 часов меня отправляют в тыл, в Советскую. Меня укладывают на носилки, дают плитку шоколада и потом вместе с еще несколькими ранеными товарищами помещают в санитарную машину. Если бы я только мог видеть!
Дорога — а ехать приходится 90 километров — сплошная пытка. Машину трясет на ухабах, лежащий рядом со мной лейтенант стонет при каждом толчке.
Наконец, прибываем на место. Какое-то время лежим в санпропускнике, потом меня переносят в палату, все койки заняты, поэтому укладывают меня на соломенном тюфяке.
Уже 16 часов. Меня проводят к врачу на перевязку.
Тоска здесь смертная. Вечером выдают пол плитки шоколада, бутерброды с колбасой и чай. Раздаю раненым сигареты.
14 сентября 1942 г