– Извините, – к посту у металлоискателя, мимо, спешат телевизионщики, – Эллочка, что случилось?
– Свет! Микрофон! Начали! – уй, когда только успела принять обычный вид? Сильна… Профи!
Кроме румянца на щеках, уже ничего общего с разъяренной фурией, которая за нами следом только из кабинета выскочила… Улыбка на все 32 зуба… прелесть, а не женщина… Не хочу с ней рядом находиться. Лучше у дверей постою! Подальше от… Ага, интервью она берет. У главного мента, у его подчиненных. Старикан вроде бы среди них затерялся. О! Что-то им сказал – хором заулыбались. Заставить мента, да при исполнении, улыбнуться – это талант. Тогда я тоже хочу послушать! Хоть последний обрывок разговора.
– А я не знала, что вы в приемной сидите! – ну да, тебе же не до того было, "работала", не смыкая ног!
– … лично убедившись, что этот человек солгал, находясь в рабочее время при исполнении служебных обязанностей, я отказался иметь с ним дело. И никогда, более, с ним дел иметь не буду. Повторю – никогда!
– Вы хотите сказать, даже, не смотря на его полномочия? – это барышня, вставила словечко.
– Мы работаем не с вашим "так называемым государством", а только с конкретными людьми. И этого конкретного человека для меня больше не существует! Прошу следовать на выход, – кажется всё, пронесло.
– Одну минуту! Главный мент протискивается вперед. – Похоже, службу вспомнил! Регистрационный журнал приволок. – Будьте добры, Василий Иванович, поставить подпись. Такой наш порядок… Режим!
Ну да, ему же теперь свою задницу прикрывать. Обязательно спросят – А был такой-то на приеме? Так точно! Вот, его автограф! Учтено! Мы тут не при чем, это они там сами, на верху поругались. Мент говорит, вполголоса, мне уже не слышно. Дамочка удивленно круглит глаза. Оператор, собравшийся было к выходу, снова разворачивает камеру. Свет! Старик, медленно, напоказ, тянет с правой руки перчатку… Ну-ка! Твою мать! Авторучку, ставящую автограф, сжимают не живые пальцы человека, а вороненый металлический манипулятор. Протез… М-м-м-дя! Вот и ручкайся, с такими… Фокусник, мля… Наверное, и другая рука у него не своя. Тогда… ноги тоже… Инвалид. Весь на железках, почему и через подкову проходить не хотел… Гордый он, слабости показывать не любит. А со стороны и не подумаешь… Всё? Пошли! Чур – я вперед.
– Дмитрий! – это уже мне, оборачиваюсь… Твою дивизию! В лицо бьет свет и таращится объектив камеры, – Вываливай груз прямо здесь, перед ступеньками, на площадь! Нечего с ними церемониться. Ясно?
– Есть, Василий Иванович! – хе, вырвалось по-военному, – Будет сделано!
– Давай, и сразу же едем… Товарищи (эк, как их напрягло!), попрошу покинуть помещение!
Толпа вываливает на крыльцо. М-да и вокруг моего самосвала народа трется многовато… Тьфу, зачем нам столько зрителей? Кино снимают? А это чья шутка? На передней стенке кабины ярко белеет надпись – "Груз 200". Кладбищенский юмор, однако! Мороженые рыбьи туши, в кузове, людским словом обозвали.
Забираюсь за руль. Петр, с другой стороны, открывает дверку для деда. Чуть ли не втаскивает его на верх, так не хотят заинтригованные телевизионщики расставаться с колоритным персонажем. Завожу мотор, пусть прогреется. Давлю на сигнал – расступитесь… Разворачиваю машину к ступенькам. Вазы на месте… в смысле, выезд с площади пока свободен. А люди отхлынули назад – смотреть. Поворачиваюсь к начальству. Дед осунулся. На лбу блестят капельки пота. И вообще… Да подумаешь, ну, кинул его кабинетный чинуша, так и мы им сейчас устроим! Не хотел прием своего товара организовать, получит в общем порядке. Пусть теперь грузчиков, хоть "за свои", нанимает – перед камерами экзотическое мясо таскать… Можно?. Есть!
В зеркало заднего вида наблюдаю – от окутанной густым холодным паром груды картонных коробок отшатывается толпа. Сдавленный вздох десятков глоток. Сверкают фотовспышки. По ушам бьет тонкий, как ультразвук, на пороге слышимости, знакомый женский визг. Чего там приключилось? Рыбку увидала? Подаю грузовик вперед, опуская кузов на ходу. Да-с… Не довелось мне попробовать акульих плавников, не та сложилась обстановка – нервная. Ну, хоть гляну, напоследок… Порыв ветра, как по заказу, сносит завесу испарений, открывая лопнувшие при ударе об асфальт гофрированные упаковки. Рыба? Какая рыба? Словно большие сломанные куклы, высыпались и кучей валяются, на снежно белом от инея асфальте, человеческие трупы. Мужские и женские, вперемешку… Ы-ы-ы-ы! Подстава… Полный газ! Машина мчит к просвету в ограждении. Руки, как не мои, машинально крутят баранку. Выехали! Вперед! Газу, газу, газу!