– Иди-ка сюда, чтобы я...
Это было невозможно. Он отказывался верить. Эти люди употребляли самые крепкие, самые выразительные слова и получали какое-то изощренное удовольствие от того, что комментировали каждое свое движение, особенно старалась женщина.
– А так она тебе делала?
– Да.
– А вот так?
– Да.
– Каналья! Я сейчас тебе покажу...
Он силится представить себе сцену, действующих лиц.
По-видимому, они довольно молоды, если судить по их подвигам, но навряд ли молодожены или новоиспеченные любовники.
Они давно привыкли друг к другу, это чувствовалось по репликам, слетавшим с их уст, как заученный текст.
Текст такой же непристойный, как надписи, которые, краснея, читаешь около некоторых писсуаров.
– Погоди. Не двигайся больше. Я сама...
– Ты мне делаешь больно, – запротестовал мужчина.
– А та шлюха, она что, не делала тебе больно? Если бы ты еще ограничивался Ирен, та хоть девка хорошая. Помнишь ту ночь, когда мы были втроем и я...
Он пытался стереть в памяти услышанные слова, вызванные ими образы, которые приходили ему на ум.
– Нет. Еще рано.
Были и другие фразы, точные, как анатомические рисунки. Женщина в прямом смысле слова начинала бредить. Это была уже не женщина, какими он их знал, как те, что встречаешь на улице. Это был разбушевавшийся зверь-зверь, наделенный даром речи и выкрикивавший ужасные слова.
Мужчину звали Жан. Он несколько раз расслышал это имя.
– Рассказывай. Рассказывай. Давай выкладывай мне все... что ты ей делал... Что она тебе делала...
Тут уже его черед говорить. Она требует все больше подробностей. Сама их добавляет.
– А так?
– Да.
– А так?
– Не так сильно.
– Ты что, стал неженкой?
Тон делался выше, сопровождавшие голоса звуки становились более точными. Почти задыхаясь, ждал он облегчения, которое принесет ему конец.
– Послушай. Возьми его в...
Были моменты, как вот этот, когда у Жовиса возникло желание начать колотить в перегородку. Все его тело дрожало от нетерпения, нервозности, а также от негодования. И от страха. Только бы Бланш не услышала...
Женщина кричала от боли и от наслаждения – долгий вопль, от которого, должно быть, вздымалась ее грудь, и внезапно ему показалось, что он узнал глухой звук пощечины.
– Да. Да. Ударь меня еще.
Такого не могло быть. Нужно, чтобы это прекратилось. Он уже больше не понимал.
Крик делался все пронзительнее и внезапно вылился в нечто вроде рыданий. Можно было поклясться, что она плачет, что теперь это уже просто девчонка, у которой горе. Ему было ее почти что жаль.
Мужчина, по-видимому, закуривает сигарету.
– Ну, получила что хотела? – иронизирует он не без нежности.
– Даже не один, а три раза. Думала, это не кончится.
– Виски?
– Без воды.
Звон бутылки о край бокала, булькающие звуки.
– Твое здоровье, Жан.
– Твое здоровье, самка.
Именно это слово в момент, когда оно было произнесено, больше всего волновало Эмилия. Никогда он сам не вкладывал столько понимания в свой голос, когда обращался к Бланш.
– Самка...
Правда и то, что он никогда не называл ее так, никогда не осмелится этого сделать. Впрочем, она и не поймет.
Те, за перегородкой, только что вместе погрузились в пучину. Теперь они едва из нее показались. С успокаивающей сигаретой в зубах он наливает в стаканы выпивку.
– Твое здоровье, Жан.
Она была покорной и усталой.
И он ей просто отвечает:
– Твое здоровье, самка.
Сегодня вечером – в свой третий вечер в Клерви – Жовис со стыдом ждал, напрягая слух.
Глава третья
Он несколько раз принимался дремать, не засыпая по-настоящему, вздрагивая, когда какая-нибудь машина проезжала или же останавливалась на авеню.
Тогда к нему возвращались ясность мысли, его воспоминания о предпоследней ночи – его первой ночи в Клерви, – и, вероятно из-за усталости, эти воспоминания искажались до того, что делались фантастическими.
Он также открывал для себя новые звуки в доме, далекие, приглушенные, которых он еще не распознавал, но которые в конце концов войдут в его мир, как привычные звуки улицы Фран-Буржуа.
Подъехала машина, спортивная, судя по тому, как она сделала разворот и резко встала перед домом. Хлопнула дверца. Чуть позже отворилась дверь, по всей видимости дверь в квартиру соседей, затем, после паузы, – другая дверь, еще одна дверь, на сей раз дверь спальни, где он теперь слышал шаги.
Мужской голос, тот же, что и в первую ночь, спросил:
– Что ты читаешь?
– Детектив.