Старому же Барийону было восемьдесят два года, и он сохранял за собой кабинет в штаб-квартире на бульваре Пуассоньер, где за последние шестьдесят, если не больше, лет ничего не изменилось.
Любопытство, проявляемое Эмилем к соседям, показалось ему еще более смешным. Барийоны, их агентства, г-н Луи, г-н Арман и предок г-н Франсуа, которого знали только по фотографии, где он был с бакенбардами и в рединготе, олицетворяли долг, покой души и ума, ну и успех Жовиса тоже: поскольку он много работал, то стал одним из важных винтиков в этом предприятии.
Он чуть было не сделал полного круга по площади Звезды и не направился к площади Бастилии, но все же двинулся по улице де Понтье, где официанты приводили в порядок кафе и бары.
Большая часть магазинов была еще закрыта. На голубом фасаде, наводившем на мысль о кафе-молочной, он прочел: «Карийон Доре»; над витриной висел деревянный, выкрашенный в золотой цвет колокольчик. Плиссированные шторы мешали видеть, что находится внутри. Справа от двери, в укрепленной на стене рамке, фотографии полуобнаженных женщин.
Стриптиз.
В этом квартале существовало пятьдесят ночных ресторанов того же плана, и Жовис ни разу в жизни не переступал их порога. Он был разочарован. Ему казалось, что тайна улетучивается, а эта история становится прозаичной, вульгарной.
Алекса, чьи любовные повадки в деталях описал его сосед, каждый вечер раз десять раздевалась на глазах у клиентов. Так же, по-видимому, обстояло дело и с Ирен, девицей тихой и пассивной. И с другими девицами, вероятно, тоже.
Что касается мужчины...
Не был ли он владельцем заведения? И не была ли женщина, в свою очередь, бывшей танцовщицей стриптиза?
Он яростно нажал на акселератор, так как ехавшая сзади машина легким гудком клаксона предупреждала его, что он задерживает движение.
На половину десятого у него была назначена встреча с одним адвокатом, желавшим организовать сафари для десятка своих друзей. Это было крупное дело.
В конце концов он нашел место для парковки и спустя несколько минут уже совершал ритуальный, почти священный жест – поднимал железную штору.
Сразу следом за ним появилась мадемуазель Жермена в оранжевом платье со следами пота под мышками. Капельки пота тоже поблескивали у нее над верхней губой, и он впервые заметил легкий пушок у Жермены на подбородке.
– Сегодня будет жарко.
– Да.
– Вы ведь уходите в отпуск на будущей неделе, не так ли?
– В понедельник.
– И куда вы едете?
– В горы, в Савойю. Моя мать терпеть не может пляжи.
– А вы?
– Она пожилой человек. Приходится считаться с ее вкусами.
Жермене было лет сорок. В присутствии матери она оставалась прежней послушной девочкой. Он тоже со своим отцом...
В воскресенье, через три дня, он отправится навестить его в Кремлен-Бисетр. Ален, по своему обыкновению, будет не в духе. Хотя ездили они туда лишь раз в две недели, по воскресеньям, после обеда, отец жил один и не желал готовить на семью.
Мысли об отце вернули Эмиля в реальный мир. В ожидании первого клиента он, стоя за стойкой, принялся готовить досье сафари, машинально поздоровался с тремя служащими, почти одновременно возникшими на пороге.
– Мсье Кленш, подойдите, пожалуйста, на минутку. Мы, кажется, недавно получили письмо от Билла Хэтворна, нашего представителя в Кении.
– Оно уже подшито в дело. Сейчас я вам его принесу.
Так что день в конечном счете обещал быть не таким уж плохим. Адвокат пришел лишь в десять. Это был жирный щекастый малый с розовым цветом лица, весьма трудно было представить его в охотничьем снаряжении, подстерегающим в джунглях льва или леопарда. Между тем это было уже его третье по счету сафари, и он обратил в свою веру немало друзей.
Они уселись в кресла и занялись расписаниями самолетов, гостиничными расценками, панорамными видами Кении, Судана и Конго.
В полдень Жовис сидел в одиночестве за столиком небольшого, вытянутого в глубину ресторанчика, который открыл для себя на улице Жак-Кер, в двух шагах от своей работы; меню там писалось мелом на доске, а в вечно открытую дверь было видно, как возится у плиты хозяйка.
– К сожалению, телячья голова не годится для моего желудка.
– Мы можем приготовить вам эскалоп.
На стене висел шкафчик с отделениями, в которых хранились салфетки постоянных клиентов, скоро такое появится и у него. Ален же обедал в лицее. Жозеф Ремакль, живший на бульваре Вольтера, ходил обедать домой, а вот малыш Дютуа питался в закусочной, так же как и мадемуазель Жермена.