Да просто сознавать его нынешнее положение, как, например, малыш Дютуа, который вечно дивится.
– Интересно, как вам это удается, мсье Жовис? Вы никогда не давите на клиентов. Между тем вы были бы способны уговорить отправиться в кругосветное путешествие пенсионеров, которые просят у вас небольшую, недорогую гостиницу на берегу Ла-Манша.
В паузе между двумя клиентами он подошел к сыну.
– Это ненадолго.
– Я не спешу.
Еще на улице Фран-Буржуа у Алена уже было мало друзей. Иногда его видели прогуливающимся по улицам по каким-нибудь приятелем. Они почти не переговаривались между собой, не оборачивались на девушек.
– Кто твой новый друг?
– Это не друг. Просто один приятель, Жюльен.
– Жюльен, а дальше?
– Мазро.
– Он живет в этом квартале?
– На улице де Тюренна.
– Ты был у него?
– Нет.
– Знаешь, чем занимается его отец?
– Нет.
Это его не интересовало. Его всегда удивлял этот вопрос, как если бы отцы в счет не шли, как если бы их деятельность не имела никакого отношения к жизни детей.
Чуть позже, в машине, после того как он закрыл железные шторы в агентстве, Жовис попытался завязать разговор.
– Ты хорошо сегодня поработал?
– Не знаю.
– В классе было не слишком жарко?
– Окна оставили открытыми. Из-за уличного шума учителя было еле слышно.
Об учителях он тоже почти ничего не говорил. Они знали лишь, что учитель латыни был довольно пожилым и что он шумно сморкался.
– Вы его освистываете?
– Когда нам скучно, мы начинаем один за другим сморкаться, потом все вместе.
– И как он реагирует?
– А он не реагирует. Он тоже сморкается. Потом говорит: «Господа, когда вы закончите, я продолжу свой рассказ».
– Ты не думаешь, что он из-за вас несчастен?
– Он привык.
– А другие учителя?
– Неплохие.
Может, и Жовис тоже был в глазах своего сына «неплохим»? Он не мог пожаловаться на Алена. Хотя нельзя сказать, чтобы тот много занимался, все же оценки имел хорошие и был одним из лучших учеников в классе. Дома он оставался спокойным, скорее чересчур спокойным, большую часть времени читал, лежа на полу в гостиной или распластавшись на животе у себя на кровати.
– Почему ты не пойдешь и не подышишь свежим воздухом?
– Потому что мне не хочется.
Может, с матерью, когда Эмиля рядом не было, он поддерживал более тесные отношения? Жовис не осмеливался спросить об этом жену. Самое большее, на что он отваживался, это изредка задавать осторожные вопросы.
– Он рассказывает тебе о своих товарищах?
– Редко.
– Ты не находишь, что он несколько скрытен?
– Наверное, все дети в определенном возрасте ведут себя так, как он.
Разве это не было в характере Бланш? Знал ли когда-нибудь ее муж, о чем она думает в глубине души? Она ни на что не жаловалась, даже когда они жили, скорее, бедно. В ту пору, до рождения Алена, она шила для соседок, делая это по вечерам, пока он изучал бухгалтерский учет и языки.
Она никогда не сетовала на усталость. Никогда не расходилась с ним во мнении.
Следовало ли из этого заключить, что она была неизменно согласна с ним или же она просто смирялась?
Они любили друг друга. Когда он думал о ней, то делал это с нежностью, и в эту нежность вкрадывалась частичка жалости.
Она не знала ни своего отца, ни своей матери, «погибших при крушении поезда», когда была совсем юной: официальная версия для тех, кто задавал вопросы.
Правда была иной, хотя и здесь тоже речь шла о поезде. Ее отец, сельскохозяйственный рабочий, много пил и грубо обращался со своей женой. Они жили в унылой северной деревне Сент-Мари-ле-Клоше, которую Руаль Шадье держал в страхе, поскольку каждую субботу напивался в кабаке сильнее, чем в прочие дни, и искал ссоры.
Однажды они с женой отправились поездом в Лилль, поручив одной соседке приглядывать за Бланш, которой едва исполнилось два года. На обратном пути Шадье, которому вино ударило в голову, вошел в раж и где-то среди свекольных полей столкнул свою спутницу с поезда.
Смерть наступила мгновенно.
– Она сама выпрыгнула... Не знаю, что вдруг на нее нашло... У нее всегда было немного не в порядке с головой...
Тем не менее с помощью свидетельских показаний было установлено, что именно Шадье сбросил ее на шпалы. Из жандармерии ему удалось сбежать. Была устроена охота на человека; он продержался в лесу три дня. Хотя он в конце концов и сдался, сделать это его заставило чувство голода.
Спустя три, года в тюрьме он покончил с собой.
Бланш выросла в душной квартирке своей тетки Жозефины Буйе, портнихи, у которой тоже, возможно, было немного не в порядке с головой.