— Не извиняйся. Ты. Не должен. Сожалеть! — приказал он, снова размахивая пистолетом. — Думаешь, мне доставляет удовольствие признаваться тебе в этом? Нет, Фостер, мне это совсем не нравится, но я хочу сказать это тебе! Для отца я всегда был сыном глупым, недостойным, тем, кто опозорил доброе имя семьи и не сделал ничего хорошего.
— Это неправда…
— Да, именно так. Но я пытался… — сокрушённо всхлипывал он. — Я старался изо всех сил, но этого всегда не хватало. Даже Джоанна не смогла увидеть во мне ничего большего, в то время как я так любил её…
Он жадно уставился на пистолет, с тем же безумным ожиданием человека, который принял молниеносное решение и ждёт не дождётся, как претворить его в жизнь.
— Майк, послушай меня… опусти пистолет и давай спокойно поговорим. Вот увидишь, мы всё уладим, всё не так драматично, как тебе сейчас кажется.
— Нет, моя жизнь — это грёбаный бардак, а когда отец узнает обо всём этом, будет ещё хуже…
— Никто ему не скажет, обещаю, мы всё исправим.
Губы Майка искривились в покорной улыбке, он повторил и глазами этот печальный наклон.
— Нет, исправить ситуацию уже невозможно. Фостер, сделай мне одолжение. Если это правда, что ты всегда был другом, объясни Джоанне, что я не хотел причинить ей боль и мне жаль. Скажи ей, что я всегда любил её больше, чем можно любить кого-то.
— Майк…
— Нет, дай мне закончить… — перебил он. — Поговори с моим отцом, скажи ему, что я всегда старался изо всех сил. Я не хотел его разочаровывать, я никого не хотел разочаровывать, но не смог, к сожалению…
— Майк, пожалуйста…
Я снова сглотнул, когда Майк опустился на одну высоту с Шарли. Он развернул её и взял за плечи, не выпуская из рук пистолет. Большим пальцем погладил по её щеке, вытирая слёзы, которые продолжали обильно течь.
— Малышка, мне так жаль, — пробормотал он с намёком на улыбку. — Мне очень жаль, что я напугал тебя. Ты самое прекрасное, что когда-либо случалось со мной. Я никогда не забуду эти прекрасные глаза. — Он убрал от её лица прядь волос и заправил за ухо. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я сделал с тобой?
Шарли разразилась рыданиями, и Майк обнял её, словно держал в руках собственную жизнь. Потом прищурился, и по его лицу скатилась слеза.
— Теперь иди к нему!
Шарли замешкалась и удивлённо посмотрела на Майка.
— Иди к нему! — повторил он, всхлипывая. Она кивнула и побежала, чтобы найти убежище в моих объятиях. — Позаботься о них, Фостер…
У меня даже не было времени для вздоха.
Я схватил Шарли и прижал к своей груди, когда оглушительный звук выстрела эхом разнёсся по старому чердаку, заставив дрожать даже стёкла.
Эпилог
Шейн
Нью-Йорк, восемь месяцев спустя
Я уставился на длинные, острые пики ворот и вдохнул.
Через эти ворота я проходил больше года назад, но, казалось, не прошло и дня.
Я огляделся: ничего не изменилось.
Высокие каменные колонны так и стояли на месте, словно два гиганта, склонившиеся и наблюдающие за тишиной этого места. Деревья вокруг лениво покачивались под лёгким ранним летним ветерком, а трава, ещё более зелёная, чем я помнил, выглядела как мягкий ковёр у ног ангелов-мстителей и скорбящих мадонн.
Снова глубоко вдохнув, я ощутил резкую боль на коже грудной клетки с левой стороны. Я провёл там ладонью и отчётливо ощутил толщину защитной повязки, наложенной незадолго до этого. Джоанна бросила на меня сочувственный взгляд, поймала мою руку и прижалась к ней.
— Ты в порядке?
— Да, всё нормально, — успокоил я. — Просто небольшой дискомфорт.
— Было больно?
— Нет, не очень.
Она улыбнулась мне, а её зелёные глаза, казалось, засверкали.
С тех пор как утром мы вышли из тату-салона, она продолжала смотреть на меня одновременно с нежным и недоверчивым выражением. Моё решение не было обдуманным. Желание заклеймить тело скорее стало необходимостью, потребностью, которая созревала постепенно. Тем не менее я был счастлив. Наконец-то я протёр чистой тряпкой грязную доску, удалил все остатки, стёр все уродства. Я был готов.
Готов снова начать жить по-настоящему.
Джоанна сильнее сжала мою руку, и я почувствовал на себе тепло её взгляда.
— Уверен, что тебе не нужно ещё несколько минут?
— Нет, всё в порядке.
Кладбище Сейнт Джон было городом в городе, местом, из которого я давным-давно сбежал и куда мне нужно было вернуться, чтобы окончательно разобраться в том, что со мной произошло.
Замкнуть круг — вот в чём я нуждался.