Под рубашкой снова дало о себе знать лёгкое жжение. Я воспринял это почти как знак, напоминание о том, как сильно всё изменилось с тех пор, как в последний раз бродил по этим незыблемым тропам. Я ушёл с татуировкой умирающего дерева на груди, а вернулся с совершенно другим изображением. Мёртвые ветки сменились сильными и пышными ветвями, и то, что когда-то выглядело как чёрные вороны, сегодня больше походило на ласточек, возвещающих о приходе лета.
Моё дерево, олицетворявшее мою жизнь, снова дало ростки. Я прекрасно понимал, что боль, которую они отпечатали на моей коже, никогда не пройдёт. Она останется там навсегда, между двумя слоями испачканной чернилами кожи, между старыми следами, поблёкшими, как далёкие воспоминания, и новыми, только что нанесёнными штрихами.
Я посмотрел на Джоанну, идущую рядом со мной, а затем на Шарли. Эта маленькая девочка спасла мне жизнь столькими способами, что я не знал, с чего начать их перечисление. Вид беззаботной Шарли производил на меня странный эффект: в животе поднималась мощная волна, наполняя меня неизмеримой силой.
После экстремального поступка Майка ей пришлось нелегко. Долгое время Шарли просыпалась по ночам в ужасе, в слезах, не в силах снова заснуть. Потребовалось время и помощь специалистов, прежде чем она смогла восстановиться, но, к счастью, мы справились и с этим.
Теперь всё было в порядке.
Теперь Шарли наконец-то была в безопасности. То, что мы оказались в Нью-Йорке, не случайно. Оуэн Хейл после этих событий не остановился перед угрозами, а начал двигаться в сторону признания своего отцовства и, соответственно, подачи ходатайства на опекунство. Хотя это испытание не казалось простым, у нас, к счастью, был один из лучших адвокатов в округе. Старый друг, который был мне более чем обязан. Благодаря его вмешательству, судебное разбирательство завершилось в считаные мгновения. Выслушав показания Джоанны и других лиц, судья отклонил ходатайство об опеке и подтвердил уже вынесенный в отношении него запретительный судебный ордер. Для Хейла это был конец.
С моих плеч словно сняли огромный груз. Но к сожалению, не все тяжести можно облегчить с одинаковой лёгкостью. Похищение Шарли и смерть Майка глубоко взволновали маленькое сообщество Лоуэра. Хотя прошло уже восемь месяцев, рассказ об этом трагическом событии продолжал ускользать из уст в уста, будто настойчивое возвращение к этой теме могло каким-то образом помочь рассеять чувство вины и успокоить боль. Это не так.
Никто никогда не забудет.
Никто никогда не простит.
Доброе имя семьи Уолкеров было втоптано в грязь, уничтожено эпилогом настолько жестоким, что широко открыл глаза даже тем, кто до этого момента упорно не видел. Никто никогда не признается в этом открыто, но все знали правду: от генерала Уолкера отреклась его семья, та самая семья, которую он всегда с гордостью пытался показать миру.
Я посмотрел на мощёную дорожку у своих ног, потом снова на Шарли. Она шла и с любопытством оглядывалась, очарованная меланхолической красотой места.
Я остановился перед статуей сидящего ангела. Его крылья были сложены за спиной, а взгляд устремлён на ребёнка, которого он держал на коленях. Не знаю, почему я выбрал именно эту скульптуру. Этот волнующий образ разрывал мне душу. Однако ангел, стоявший передо мной, не казался таким печальным, как раньше. Казалось, что боль и страдания, которые я когда-то испытывал, находятся скорее в глазах смотрящего, чем в реальности форм.
— Это они? — спросила Шарли, подходя ближе. Я кивнул.
Она стала пристально рассматривать памятник, изучая каждую деталь, каждую складку. Казалось, Джоанна тоже погрузилась в раздумья, молча наблюдая за тем, что осталось от моего прошлого.
Пришло время сделать это, перевернуть страницу и двигаться дальше. Я подошёл к большому гранитному валуну, на котором сидел ангел, и опустился на колени рядом с ним. С зажатым в тиски сердцем я погладил надпись на камне, едва сдерживая слёзы.
Мы никогда не готовы попрощаться с тем, кого сильно любили, но время, рано или поздно, затягивает нас за собой, уводит от прошлого и ведёт к будущему, о котором мы и не мечтали. Я почувствовал, как маленькая рука Шарли сжала мои пальцы, и посмотрел на небо. Мне не хотелось, чтобы теснившиеся у края глаз слёзы, показали всю мою уязвимость. В конце концов, это было ненастоящее прощание, это было просто расставание с осознанием того, что два моих ангела навсегда останутся в моём сердце.
— Не волнуйся, — услышал я тихий голос, — теперь с ним мы. — Шарли разговаривала с ними: с женщиной, которую я любил больше жизни, и с дочерью, с которой у меня никогда не было возможности познакомиться. Меня душила боль, смешивающаяся с любовью, и столько других эмоций, что я уже не мог с ними совладать. — Мы с мамой присмотрим за Шейном, мы будем любить его за тебя. Я обещаю, — она наклонилась ближе к каменному ангелу, словно для того, чтобы что-то прошептать, погладила мягкие волны мантии и закрыла глаза. — Я знаю, что он не мой настоящий отец, но если ты не против, я бы хотела, чтобы он стал им.