Дейви Бердсон, возглавлявший группу активистов движения потребителей под названием «Энергия и свет для народа», принимал участие в этой телевизионной передаче, утверждая, что во всех своих действиях компания исходит из самых низменных побуждений; он также недвусмысленно намекнул, что и личные устремления Нима ничуть не лучше. Кроме того, Бердсон подверг нападкам недавнее намерение «ГСП энд Л» увеличить стоимость предоставляемых компанией услуг: решение по этому вопросу ожидалось со дня на день. Невзирая на все провокационные наскоки Бердсона, Ниму удалось, хотя и с трудом, сохранить самообладание и не выйти за рамки, в которые он был поставлен руководством компании.
— Сегодняшний «Кроникл» пишет, что группа Бердсона, как и клуб «Секвойя», намерены выступать против планов строительства электростанции в Тунипа.
— Дай-ка мне взглянуть.
— На седьмой странице, — подсказала Руфь, передавая Ниму газету.
В этом тоже проявилась особенность Руфи. Каким-то образом ей удавалось быть впереди многих по части информированности. Вот и сейчас одновременно с приготовлением завтрака она успела просмотреть свежий выпуск «Кроникл Уэст».
Ним быстро пролистал страницы и нашел нужную заметку. Сообщение было кратким, и ничего нового по сравнению с тем, что ему уже успела рассказать Руфь, он из него не узнал. Зато его тут же осенило, как нужно действовать. Он заторопился, быстро допил кофе и встал из-за стола.
— Тебя сегодня ждать к ужину?
— Постараюсь быть вовремя.
Глядя на нежную улыбку Руфи, он вспомнил, что много раз повторял эти же слова, а затем по самым разным причинам не появлялся дома допоздна. Вопреки здравому смыслу, как и в тот вечер, когда он ехал от Ардит, Ниму захотелось, чтобы хотя бы время от времени Руфь расставалась со своим долготерпением.
— Слушай, почему ты никогда не устроишь скандал? — спросил он ее. — Тебя все это не бесит?
— А разве от этого что-нибудь изменится?
Он пожал плечами, не зная, как понимать ее ответ и что сказать самому.
— Да, вот еще: вчера звонила мать. Они с отцом приглашают нас вместе с Леа и Бенджи на обед в пятницу на следующей неделе.
Ним простонал про себя. Находиться в доме Нойбергеров — родителей Руфи — было все равно что оказаться в синагоге: бесчисленным количеством способов они поминутно доказывали свою принадлежность к еврейской культуре. За обеденным столом они не забывали упомянуть, что еда, конечно же, кошерная; затем вам напоминали, что в доме Нойбергеров молочные и мясные блюда готовятся отдельно, в специально для того предназначенной посуде. Перед обедом возносилась молитва в честь хлеба и вина и даже мытье рук превращалось в торжественный ритуал. По завершении трапезы снова звучали торжественные молитвы, которые Нойбергеры, согласно традициям, принятым в странах Восточной Европы, называли не иначе как «коленопреклонение». Если на стол подавалось мясо, то Леа и Бенджи не разрешали запивать его молоком, что им нравилось делать дома. Затем наступал черед весьма назойливых наставлений и вопросов, например, почему это Руфь и Ним не соблюдают субботу и другие святые дни, красочных описаний бар митцва, на котором присутствовали Нойбергеры, после чего выражалась уверенность в том, что Бенджи должен посещать еврейскую школу и, когда ему исполнится тринадцать лет, принять участие в обряде бар митцва. По возвращении домой дети засыпали Нима вопросами — они были как раз в том возрасте, когда естественное любопытство неодолимо, а Ним из-за терзавших его внутренних противоречий не знал, что им ответить.
В такие минуты Руфь неизменно хранила молчание, заставлявшее Нима задумываться, на чьей же стороне она — его или своих родителей. Пятнадцать лет назад, когда Руфь и Ним только поженились, она ясно дала понять, что не придает ровным счетом никакого значения всем этим иудейским традициям; в этом выразился ее явный протест против ортодоксальных порядков, царивших в ее доме. Но может быть, она изменила свои взгляды или все это время в глубине души была обыкновенной еврейской матерью, желающей, чтобы ее дети жили в вере ее родителей? Он вспомнил слова, сказанные ею всего несколько минут назад по поводу отношения Леа и Бенджи к нему самому: «По правде говоря, они прямо-таки боготворят тебя. О чем бы ты там ни говорил, для них это все равно что слово Господне». Может быть, она хотела исподволь напомнить ему о его собственной ответственности как еврея, подтолкнуть его к тому, чтобы он пересмотрел свое отношение к религии? Ним был далек от заблуждений. Внешняя кротость Руфи не обманывала Нима, он понимал, что за нею скрывался сильный характер.