— Я бы хотел, Лаура, чтобы вы не замыкались на «Голден стейт пауэр энд лайт» и клубе «Секвойя» с его заботой об охране окружающей среды. Всем нам приходится иметь дело с более обширным спектром проблемы. Можете называть его «основными ценностями цивилизации», или «жизнью, которую мы ведем», или «минимальными ожиданиями», что, наверное, будет более точным выражением.
— По правде говоря, я много думаю обо всем этом.
— И все же вы и ваши единомышленники не понимаете, что убежать от этих проблем не удастся. Все эти «ценности», «ожидания» поставлены под сомнение. Сама жизнь наша в опасности, а не только какие-то ее составляющие. Вся наша система под угрозой разъединения и раскола.
— Это не новый аргумент, Ним. «Если наш призыв о том, чтобы создавать те или иные загрязняющие природу объекты именно там и таким образом, как мы этого хотим, не будет по крайней мере к завтрашнему дню одобрен, то произойдет неминуемая катастрофа» — такие запугивания я слышу нередко.
Ним покачал головой.
— Конечно, предупреждения о катастрофе иногда служат просто разменной монетой в бизнесе, мы в «Голден стейт» тоже играли в такие игры. Но я-то сейчас говорю о реальной угрозе — угрозе всему и всем.
Возникший возле их столика официант торжественно вручил им два витиевато разрисованных меню. Лаура даже не взглянула на свое.
— Салат из авокадо и грейпфрутов и стакан снятого молока.
— Мне то же самое, — сказал Ним, и официант ушел разочарованным. — Кажется немыслимым, что даже группа людей не в состоянии осознать суммарный результат всех накопившихся в области природных ресурсов изменений и всех бедствий, природных и политических, которые уже повлекли за собой эти изменения.
— Я тоже слежу за новостями, — усмехнулась Лаура. — Может, я что-то упустила?
— Вряд ли. Но смогли ли вы обобщить их?
— Полагаю, что да. Ладно, давайте вашу версию.
— О'кей. Изменение номер один. Природный газ в Северной Америке заканчивается. Да, какое-то увеличение его добычи еще возможно. Поставки из Канады и, быть может, из Мексики в ближайшие десять лет позволят нам расходовать наши запасы не столь интенсивно. И все равно мы у крайней черты. Обеспечить всевозрастающую потребность в газе невозможно. Вы согласны с этим?
— Конечно. И причина истощения наших запасов природного газа в том, что для больших предприятий прибыль и экономия ресурсов — понятия несовместимые. При ином отношении наших запасов хватило бы еще лет на сто.
Ним криво усмехнулся:
— Но не забывайте, что мы удовлетворяли спрос общества. В истощении запасов газа виновата не наша злая воля, такое положение дел складывалось исторически. Давайте перейдем к следующему пункту. — И он загнул второй палец. — У нас все еще сохраняются большие запасы нефти. Но если она будет расходоваться теми же темпами, что и сейчас, то уже к концу этого века мир станет выскребать дно скважин. И эта пора уже не за горами. Учтите еще вот что: все промышленные страны свободного мира в большей или меньшей степени зависят от импортной нефти, а это делает нас уязвимыми для политического или экономического шантажа. Что с нами станет, когда в один веселенький денек арабы захотят дать нам пинка под зад? — Он сделал паузу. — Конечно, мы можем заниматься сжиганием угля, как поступали немцы во вторую мировую войну. Но вашингтонские политики куда больше голосов получат, поливая грязью нефтяные компании во время телевизионных слушаний.
— У вас определенно есть дар убеждать, Ним. Вы никогда не пробовали выдвигать свою кандидатуру?
— Может, мне попробовать сделать это в клубе «Секвойя»?
— Пожалуй, не стоит.
— Ладно, хватит про газ и нефть. Давайте рассмотрим теперь атомную энергетику.
— А нужно ли?
Он с любопытством посмотрел на нее. При слове «атомная» лицо Лауры напряглось. Так происходило всегда. В Калифорнии и других местах она была известна как страстный противник атомных электростанций. Ее мнение уважали, к нему прислушивались — ведь она участвовала в «Манхэттенском проекте», когда и были созданы первые атомные бомбы.
Ним отвел от нее глаза:
— Это слово для вас все еще как кинжал в сердце, верно?
Принесли их обед, и, прежде чем ответить, она подождала, пока уйдет официант.
— Да, я до сих пор вижу перед собой грибообразное облако.
— Думаю, что могу понять вас.
— Сомневаюсь. Вы были еще столь молоды и не помните. Вы не были с этим связаны, как я.
Она старалась контролировать себя, но в ее голосе слышалась мучительная боль. Лаура была молодым ученым, когда присоединилась к проекту по созданию атомной бомбы, за шесть месяцев до Хиросимы. В ту пору ей очень хотелось стать частью истории, но после того, как была сброшена первая бомба под кодовым названием «Малыш», она пришла в ужас. После Нагасаки, после того, как в дело была пущена вторая атомная бомба, «Толстяк», чувство собственной вины, отвращение к самой себе захлестнуло ее: она, один из создателей чудовищного оружия, ни единым словечком не протестовала против этой акции. Между этими двумя событиями прошло, правда, всего три дня, да и никакой ее протест не остановил бы бомбежки Нагасаки. И все же, считала она, восемьдесят тысяч жизней, загубленных или искалеченных там лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство ученых и военных, лежат и на ее совести.