Только не темнота, не сейчас.
Нет.
На одно мгновение белая дульная вспышка двухцветника выжгла тьму. Всего пару секунд назад я видел эту морду, и мои руки, сжимавшие пистолет, еще помнили, где она находилась.
Я попал туда, где она была раньше — но не сейчас. Крыса, длиной с мое предплечье, толще бедра, уже мчалась на меня, а мой выстрел убил другую крысу, за ней.
Я помнил, что увидел при свете вспышки, и мой сапог уже мчался навстречу. Он врезался прямо в оскаленную морду твари. Рефлекторно я переместил свой вес вперед и прижал ее ногой. Визг и шипение крысы, казалось, почти складывались в слова. Я продолжал нажимать, пока не услышал хруст позвоночника, и, отступив назад, наткнулся ногой на фонарный шест.
В отсвете фонаря я увидел еще больше крыс — глаза, зубы, костяные хребты, когти. Подулей искажает крыс, так же как и людей, только хуже. Передо мной затопотали лапы, я рискнул отправить короткую как выдох очередь вниз, где шум был громче всего, потом наклонился и подхватил фонарь.
Когда дерешься с крысами подулья, держись прямо. Если твои жизненно важные точки будут низко, то им не придется лезть по тебе или прыгать, чтобы вцепиться в них. Я положил шест на сгиб локтя, и светящийся стержень фонаря снова ожил, когда я вытащил его из пыли — сильный и яркий, слава Хельмавру.
От внезапной перемены освещения крысы замедлились, и я воспользовался паузой. Отошел на полшага назад, выпустил половину боезапаса двухцветника и ведущие крысы отлетели назад, шлепнувшись в брызги собственной крови. Это снова дало мне передышку, и я снова шагнул назад, быстро, как ящерица, бросив взгляд по бокам и назад. Ага, крысы подулья достаточно умны для засад и зажимания в клещи.
Надо выбираться из этого гроба с двойными стенами или вытаскивать пистолет. Двухцветник через миг опустеет, если я не прибью себя рикошетом в этом гробу. Я осознал, что мои ноги все чаще и чаще с хрустом натыкаются на кости. Обглоданные кости.
Я просунул голову сквозь перевязь двухцветника, и он повис на мне. Крысы метались и шипели. Большинство из них были величиной с младенца, с голыми хвостами длиннее моей руки. У ближайшей твари вокруг головы торчали пучки острых перьев. У следующей вдоль позвоночника тянулся ряд язв, из которых торчали загнутые костяные шипы. По меньшей мере у двух были дополнительные пары лап, и они бегали, припав к земле, как пауки. Они смотрели на меня и лязгали зубами. Я, видимо, напугал их, убив нескольких, или они… вокруг трупов… они что, пьют?
Моя голова задела какой-то выступ, я вскрикнул, пригнулся и затанцевал, пытаясь убраться подальше от всего, что торчало из металла на уровне моего лица. Как только моя концентрация нарушилась, крысы снова бросились в атаку. Море облезлых спин кишело паразитами.
Я не осмеливался поднырнуть под выступ, не зная, что может быть за ним. Если я вдруг окажусь скрюченным в тупике, то не проживу и минуты. Закзакзак! — пистолет выжег воздух передо мной, лишил жизни еще двух крыс. Остальные не замедлились. На один ужасный миг я пригнулся, сбросил ранец, потом прыгнул, выбросив ноги в стороны, и завис в воздухе, упершись стопами и плечами в грязные стены.
Из массы выпрыгнула одна крыса и умудрилась прокусить край моего плаща. Она на миг повисла там и чуть было не уронила меня, но я конвульсивно дернулся, извернулся и смог попасть ей в брюхо. Мертвые челюсти расслабились, и она упала обратно. Еще одна крыса подскочила, метя в вытянутую руку с пистолетом, и я с усилием отдернул ее. Я вспотел: от тепла моего тела и лазерных выстрелов в этой адской пещерке поднялась температура. В нос била вонь крысиного дыхания и паленой шерсти. Синден Кэсс, последний фонарщик Перехламка, наживка для крыс в дыре, куда он по дурости залез не глядя.
Я закрыл глаза и попытался продышаться, но от зловония и неправильного положения тела легкие работали кое-как. Не кашлять. Я посмотрел на выступ, о который стукнулся несколькими мгновениями раньше. Похоже, это вентиляционная труба, для воздуха или дыма или еще чего. Насколько она прочная? И сколько еще я смогу так простоять? Минуту? Две? Может быть. Выбора нет.
Я сдвинул одну ногу, другую, уперся плечами и начал протискиваться наверх, работая руками и плечами. Скалобетон царапал кожу сквозь одежду. Глупость, все это глупость. Как она выдержит мой вес, если…
Нет. Без паники. Я заскрипел зубами, вытянул руку и отстрелил башку двухфутовой крысе, которая поднялась на мой ранец, схватив передними лапами один из ремней. У нее был язык длиннее моего пальца и с присоской на конце.
Вот так. Кто тут всех выше? Я продвинулся дальше. Один локоть соскользнул, и я чуть не выронил фонарный шест. Грудь сводило, я хрипло втягивал воздух. Волосы прилипли к лицу. Подо мной раздавался визг — крысы дрались, пытаясь забраться на стены.
Не думать о них. Если бы они могли сюда забраться, то уже бы это сделали. Я наугад выстрелил вниз. Еще один взвизг. Вот он я, Синден Кэсс, Крысобой, бог, что восседает высоко над маленьким крысиным подульем и поражает смертью, кого пожелает. Бойтесь меня.
Я бормотал эту самоотупляющую чепуху, игнорируя жжение в мышцах, и двигался, двигался дальше. Уже почти на месте, только не сорваться, сделать рывок слишком рано, и окажешься внизу среди…
Лязг. Я зацепил фонарным шестом плоский верх трубопровода и смог его отпустить. Свободная рука! Я извернулся, чтобы прижать обе ноги, правое плечо и правую сторону головы к стене, потом уперся левой ладонью в стену перед лицом и выгнулся дугой, лицом вниз. Под собой я не видел ничего, кроме зыбкой массы меха, пронизанной розовыми хвостами и белой костью. Я пристрелил еще одну крысу, чтобы поднять боевой дух, а потом, упираясь ногами, плечом и рукой, пополз вдоль стены, пока не оказался над трубопроводом.
Момент истины. Я опустил одну ногу, чтобы проверить опору, но тут у меня иссякли силы, я свалился и растянулся во всю длину на трубопроводе.
Он выдержал. Верх прогнулся, лязгнул и затрещал, но, черт возьми, выдержал.
Крысы внизу бесились, кипели и корчились от гнева и ярости, прыгали с верха моего ранца и лязгали зубами в воздухе, бились друг о друга и о стены.
Металл трубопровода начал поддаваться.
Возле моей головы послышался пронзительный скрежет сгибающейся опоры, а потом вся труба деформировалась и начала сминаться. Крысы по-прежнему были внизу, вставали на задние лапы, крутились и хватали лапами воздух, а потом раздался иной звук, звук осознания. Я услышал топот крысиных лап внутри трубопровода, почувствовал вибрацию от когтей и хвостов, скребущих по металлу под моей щекой. Они поднимались сюда.
Думай. Надо мной был еще один трубопровод, но слишком высоко, чтобы дотянуться, и большая часть его висела в воздухе, ржавая и покосившаяся. Я смутно разглядел еще один, внизу за собой, но чтобы добраться до него, надо встать и перепрыгнуть на него, а времени на это (снизу снова донесся скрежет раздираемого металла) нет.
Я прижал горячий ствол пистолета к тыльной стороне ладони и прочистил мозги. Без паники. И схватился за фонарный шест в тот же миг, как трубопровод обрушился.
Я уперся концом шеста в пол внизу и согнулся над его верхним концом, как будто я был одним из повстанцев Быка Горга, насаженным на кол у ворот Тупика, как про это рассказывают. На миг я был уверен, что мне конец, настолько абсолютно уверен, что оставалась лишь чистая формальность быть сожранным заживо на полу. Потом шест превратил падение в неловкий пируэт, благодаря которому я грохнулся на нижний трубопровод. Я обнял его крепче, чем любую женщину в своей жизни, так что весь покрылся спереди ржаво-белой пылью, залез на его верх и залег там, тяжело дыша в полумраке. Тем временем первый трубопровод, на котором я лежал, наконец повалился на пол с таким грохотом, что заглушил вопли крыс.