— Организм вытолкнет пулю, а от раны и следа не останется.
— А если меня будут вешать? Вы знаете, что такое вешать? Казнь такая.
— С этим сложнее. Но, даже если кислород перестанет поступать на какое-то время в лёгкие, и даже если все артерии будут перетянуты верёвкой, после того, как верёвка будет ослаблена, ты оживёшь.
— То есть я становлюсь бессмертным на двадцать лет после принятия капсулы?
— Почти.
— Что значит почти?
— Кровь. Нельзя терять много крови.
— Значит, если кто-то перережет мне вены, я истеку кровью и умру?
— Да нет же — рана сразу затянется.
— А если отрубят голову?
— А вот тогда, да. Но если голову немедленно поднесут после этого к шее, то всё очень быстро срастётся. Однако при большой потере крови к этому моменту капсула тебя уже не оживит.
— А если я утону?
— Ты не утонешь, — он погладил меня по голове очень холодной рукой. — Запомни, то вещество, которое в этих капсулах, делает тебя здоровым и неуязвимым к любым неожиданностям, кроме одной — большой и длительной потери крови.
«Да, да, — ликовал я, восторженно глядя на капсулы, — теперь я получил всё, всё, что можно просить у Бога и ждать от жизни. Я свободен, и надо мной не висит больше угроза болезней и смерти».
— Сколько тут капсул?
— Четырнадцать.
— Почему именно четырнадцать? — разочарованно спросил я, — почему не сто четырнадцать?
— Потому что их именно столько.
— Всего на двести восемьдесят лет?
— Да. Тебе мало?
— Конечно. Я хочу жить, пусть не вечно, но тысячи лет.
— Ты проживи без болезней и старения первые двадцать лет…
Я перебил его: — А после того, как пройдут двадцать лет, мне следует проглотить ещё одну, и я проживу ещё двадцать лет, и так — каждый раз?
— Да, если захочешь, конечно.
— Что вы имеете в виду?
— Я ничего не имею в виду, — мне показалось, что он начал сердиться, — ты проживешь двести восемьдесят лет, начиная с сегодняшнего дня, если захочешь жить так долго, если не потеряешь капсулы, не раздашь их, не продашь, не выкинешь или как-то ещё не утратишь их.
Слушая его, я вдруг очень чётко увидел себя через двести лет без родных, без друзей юности и молодости, обременённого воспоминаниями, которые никому, кроме меня, не нужны, и спросил:
— Я могу их давать кому-то ещё?
— Делай с ними всё, что захочешь.
— Если кто-то узнает, что у меня есть такие капсулы, на меня начнётся охота. Их захотят отнять, потому что это то, о чём мечтало человечество с начала своего существования — вечная жизнь. Химики разложат их на элементы и сделают такие же для всех, для всех, и люди станут бессмертны.
Говоря это, я представил, как бессмертное, юное человечество заселило каждый метр планеты Земля, и мне сделалось страшно. Но следующие слова гуманоида успокоили меня.
— Если кто-либо захочет изучить, из чего состоит это вещество, он увидит лишь желатиновую капсулу, точно такую же, что делают для лекарств на Земле. Внутри её — он не найдет ничего — там пустота. И ни один прибор на земле еще много-много лет не сможет распознать того, что в ней. Ну а твоя безопасность… Что ж, хоть ты почти неуязвим, не говори об этом никому.
— Значит, на самом деле внутри капсулы что-то есть?
— Я же сказал.
— А капсула наша? Земная?
— Да, и банка тоже.
— Вы что производите это вещество на Земле?
Тут инопланетянин снова улыбнулся:
— Это имеет для тебя значение? Нет, мы не производим его на Земле, а банка и капсулы — это для твоего удобства.
«Для моего удобства? Для моего? Снабжение меня капсулами и есть цель их встречи со мной? Но зачем?» — эти мысли проносились в моей голове, когда мои губы спокойно произнесли:
— Но вы же не знали, что встретите меня. Зачем тогда вам банка с капсулами на вашей пирамиде? Вы даете их ещё кому-то? Ещё кто-то из людей получал их от вас?
Он посмотрел на меня, потом прищурился, отчего его глаза превратились в длинные щели, и неохотно ответил:
— Да, я уже говорил, ты не единственный. Но твои вопросы неисчерпаемы. Ты знаешь всё, что необходимо для того, чтобы почти ничего не бояться и не относиться к жизни слишком серьёзно. И подумай ещё об одном — чтобы освободиться от смерти, надо освободиться от жизни. А теперь следуй за мной.
Мы прошли к выходу, дверь открылась, и я оказался в лесу около своего велосипеда.
Я смотрел, как пирамида, мерцая, становилась то прозрачной, то непроницаемой, то чётко видимой, то растворяясь в воздухе. Потом очень медленно она поднялась чуть выше деревьев, ярко засияла синим цветом, обернулась несколько раз вокруг своей оси и исчезла. Улетела ли она, или переместилась в другое измерение, а, может быть, просто стала невидимой?