Она молчала, потом поднялась из-за столика.
— Я что-то очень устала, Ральфи. Давно я не чувствовала такой усталости, словно из меня ушли все силы, — она зевнула. — Прости меня, ты не обидишься, если мы сейчас поедем ко мне, и я хотя бы пару часиков посплю. А потом ты разбудишь меня, и мы пойдём ужинать, будем долго разговаривать, бродить по городу, как тогда в Венеции, помнишь? А завтра утром уедем в одно прекрасное место, где, надеюсь, никто не обнаружит тебя. Ты прав, попробуем жить долго и счастливо. Но сейчас я что-то изнемогаю от усталости.
Глава шестнадцатая
Мы вышли из кафе, остановили такси и поехали к Эрнесте. Я видел, с каким трудом она борется со сном. Её сонливость показалась мне странной. Ведь я с тех пор, как принял капсулу, никогда не испытывал такой усталости. Но, может быть, у женщин всё по-другому? Когда мы подъехали к её дому, она спала так крепко, что мне стоило большого труда разбудить её. Наконец, она разомкнула глаза и еле слышно произнесла:
— Как я устала, Ральфи… возьми в моей сумочке ключи от подъезда и квартиры…
Она назвала этаж, номер квартиры и опять заснула.
С помощью водителя я внёс Эрнесту в квартиру и уложил на кровать в старомодно обставленной спальне.
— Вашей подруге не стоит так много пить, — сказал водитель перед тем, как я закрыл за ним дверь.
Я смотрел на спящую Эрнесту и думал о том, что два неполных фужера вина не могли оказать такого действия. Завтра она будет снова полна сил и энергии. Перед тем, как лечь спать, я с интересом рассматривал её квартиру. На комоде и столиках было множество фотографий Эрнесты. Меня удивило, что везде на них она была одна. И только на стеллаже с книгами стояла одна-единственная фотография, на которой бедно одетая старушка обнимала Эрнесту.
«Может быть, её мать»? — подумал я, взяв рамку в руки. И вдруг я понял, кто это. Я вспомнил, как в Венеции Эрнеста рассказывала мне о своей дочери, о том, какой старой и нищей та умерла. «Это Марта, — подумал я, — дочь Ральфа и Эрнесты». Собственно, если я когда-то был Ральфом, то это была и моя дочь. Но, глядя на лицо старухи, я не почувствовал ничего, кроме отвращения. Я поставил рамку на место, но, видно, сделал это так небрежно, что рамка не удержалась и, упав на пол, разбилась. Из неё вылетело ещё несколько фотографий. Подняв их, я стал их разглядывать. На одной Эрнеста сидела рядом с мужчиной, очень похожим на меня двадцатилетнего, на коленях у него была маленькая белокурая девочка. На другом снимке стоял тот же мужчина, Эрнеста, молодой Гиммлер и такой же молодой Гитлер, обнимающий за плечи девушку со смутно знакомым мне лицом. Зачем-то положив эту фотографию в карман своей куртки, я поставил рамку обратно на стеллаж, собрал стёкла, отнёс их на кухню и выбросил в мусорное ведро. Потом прошёл в спальню и лёг рядом со спящей Эрнестой. Закрыв глаза, я думал о той своей жизни, когда я был Ральфом, и о том, что в этой жизни я не хочу быть им. Решив, что завтра я и Эрнеста улетим в какой-нибудь забытый Богом уголок, где меня не отыщут ни Гиммлер, ни инопланетяне, я уснул.
Проснувшись утром, я увидел, что Эрнеста уже встала. Она была бодра, весела и готовила завтрак. Настроение у меня было прекрасное. Её большая, старомодно обставленная квартира сразу перенесла меня в те времена, кода я и сам любил такую мебель, такие люстры — когда я сам был жителем Берлина первой половины прошлого века.
— Какие планы на сегодняшний день? — спросила она после завтрака.
— Пойдём, купим билет на самолёт и улетим куда-нибудь, — сказал я.
Она как-то жалобно взглянула на меня и засмеялась.
— Я говорю серьёзно, Эрнеста. Я не хочу бродить с тобой по этому городу, наслаждаться погодой, заходить в музеи и кафе… и всё время думать о том, что за мной, возможно, следят. Я хочу скрыться на каком-нибудь маленьком острове, где нас никто не найдёт, и жить с тобой долго и счастливо.
— Как ты наивен, Ральф, — ответила она, — неужели ты думаешь, что инопланетяне не знают, где ты находишься каждую минуту твоей жизни?
Она опять засмеялась и продолжила: — Но, если ты хочешь, уедем. Здесь недалеко есть туристическая фирма.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, — а то вчера…
— Да, странно, — сказала она, и в её голосе слышалось недоумение, — со мной было это впервые. Но сейчас я чувствую себя превосходно. Может быть, ещё кофе?
— И бутерброд с сыром, — ответил я, думая о том, что, возможно, следующая наша трапеза будет только в самолёте.
— Вот тебе кофе, — она поставила на стол чашку, — а сыр в холодильнике.