Вероника Рот
Переход
Я прихожу в себя после симуляции и чувствую, что кричу. Моя губа болит, я прикасаюсь к ней кончиками пальцев, смотрю на руку и вижу кровь. Я, наверное, прикусил ее во время симуляции.
Женщину, что проверяет мой тест, зовут Тори, как она сама сказала, она из фракции Бесстрашных. Тори смотрит на меня непонятным взглядом и завязывает волосы в пучок. Ее руки покрыты тату: огонь, лучи света и соколиные крылья изображены на них.
- Когда ты проходил симуляцию, ты знал, что все это не настоящее? - спрашивает она, выключая аппарат. Ее голос звучит спокойно, выглядит она так же, но года практики говорят мне, что она притворяется, я всегда это замечаю.
Вдруг я замечаю, как бьется мое сердце, отец предупреждал меня об этом, он говорил мне, что меня спросят, знал ли я, что все, что мне довелось увидеть – не настоящее, так же он сказал, что следует ответить.
- Нет, - говорю, - если бы я знал, вы думаете, я прокусил бы себе губу?
Тори рассматривает меня пару секунд, затем прикусывает кольцо на своей губе, перед тем как ответить:
- Поздравляю, твой результат – «Отречение».
Я киваю, но само слово Отречениедает мне ощущение того, что на шею мне накинули петлю.
- Ты не рад? - спрашивает она.
- Люди из моей фракции порадуются.
- Я не спрашивала о них, я спросила тебя. - Уголки глаз и рта Тори опущены, как будто она чем-то расстроена. - Здесь безопасно. Здесь ты можешь говорить что хочешь.
Я знал, что выберу в тесте еще перед тем, как пришел в школу утром. Я выбрал еду вместо оружия. Я кинулся на собаку, чтоб спасти маленькую девочку. Я знал, что после этого тест завершится и результатом будет «Отречение», но я и не подозревал о том, что я бы выбрал совершенно другое, если бы отец не обучил меня заранее, не проконтролировал каждый мой шаг в тесте, даже находясь далеко. Так чего же я ждал? Какую фракцию я хочу?
Любую, мне все равно, лишь бы не Отречение.
- Я рад, - говорю сдержанно. Мне плевать на то, что она говорит, что здесь безопасно. В мире нет безопасных мест, безопасной правды или безопасных секретов.
Я до сих пор чувствую зубы собаки в руке, и как они разрывают плоть. Киваю Тори и направляюсь к двери, но как раз перед выходом, она берет меня за локоть.
- Ты из тех, кому придется жить с их выбором, - говорит она, - остальные просто забудут, будут жить дальше, в независимости от того, что ты выберешь, но только не ты.
Я открываю дверь и ухожу.
Я возвращаюсь в кафетерий и сажусь за стол Отречения, к людям, что едва знают меня, ведь отец не разрешает мне приходить на большинство праздников нашей фракции. Он говорит, что я приношу разлад, что я могу сделать что-то, что повредит его репутации. Мне плевать. Я счастливее в своей комнате, в полной тишине, чем в компании почтительных и мирных членов Отречения.
Из-за моего постоянного отсутствия остальные члены фракции меня избегают, уверенные в том, что со мной что-то неладно, что я болен, аморален или просто странный. Даже те, кто кивают, здороваясь, избегают смотреть мне в глаза.
Я сижу, сложив руки на коленях, наблюдаю за другими столиками, в то время, как остальные ученики проходят свой тест. На столе Эрудитов лежат книги, но они не учатся, они просто притворяются, болтают, уставляясь в книгу каждый раз, когда кто-то смотрит на них. Члены Искренности громко разговаривают, впрочем, как всегда. За столиком Дружелюбия смеются, улыбаются, достают еду и передают ее по кругу. Члены Бесстрашия, буйные и шумные, развалились на столах и стульях, опираются друг на друга, дергая друг друга и дразня.
Я хотел другую фракцию. Любую, только бы не свою, где все уже давно решили, что я не стою их внимания.
Наконец, женщина из Эрудитов входит в кафетерий и поднимает руку вверх, призывая к тишине. Отречение и Эрудиты замолкают сразу же, но чтоб ее заметили Бесстрашные, Дружелюбные и Искренние ей приходится крикнуть.
- Тишина! Тесты завершены, - говорит она, - помните - вам запрещено обсуждать ваши результаты с кем-либо, даже с друзьями или родственниками. Церемония, на какой вы сможете сделать свой выбор, будет проведена завтра в Хубе. Потрудитесь прибыть хотя бы за десять минут до начала. Вы можете быть свободны.
Все спешат к выходу, но только не наш столик, мы ждем, пока все покинут кафетерий, и только потом мы можем позволить себе подняться. Я знаю какой дорогой пойдут члены Отречения, они пройдут через холл, затем через парадный вход сразу на остановку. Они могут просидеть там больше часа, если потребуется, давая возможность зайти в автобус остальным. Я не могу вынести больше ни минуты этого молчания.
Вместо того, чтоб идти за ними, я выхожу через черный вход на аллею, ведущую в школу. Я уже ходил так раньше, но обычно я пробираюсь медленно, не желая быть замеченным. Сегодня же все, чего я хочу - это бежать.
Я бегу до конца аллеи на пустынную улицу, перепрыгивая яму с водой. Моя свободная куртка Отречения развевается на ветру, я даю ей сползти по плечам на руки, и она развевается как флаг, а затем я отпускаю ее. Набегу я закатываю рукава рубашки по локоть и перехожу на бег трусцой, чувствуя, что не могу поддерживать былой темп. Впечатление, что весь город проносится мимо меня как в тумане, дома едва различимы. Звук моих шагов кажется чужим.
В конце концов, мне приходится остановиться, так как все мои мускулы болят. Я в части города Афракционеров, что находится между секторами штаб квартир Отречения, Эрудитов и Искренних, а также общим сектором. На каждом собрании фракции наши лидеры обычно объясняются посредством моего отца, призывая не бояться афракционеров, относиться к ним как к людям, а не как к разбитым и потерянным созданиям. Но мне никогда и не приходило в голову их бояться.
Я перехожу на тротуар, чтоб иметь возможность заглядывать в окна домов. Почти во всех я вижу старую мебель, пустые комнаты или разбросанный везде мусор. Большинство жителей города переехали, им пришлось, так как количество нашего населения сегодня куда меньше чем места, где можно было бы жить. Переезжая, они не спешили, так как все дома полностью пусты, не осталось ничего интересного.
Проходя мимо одного из домов на углу, я замечаю что-то внутри. Комната за окном так же пуста, как и все остальные, мимо которых я проходил, но за входом я замечаю тлеющие красные угольки, горящий уголь. Я хмурюсь и останавливаюсь перед окном, проверяя откроется ли оно. Сначала оно не открывается, затем я шатаю его вперед-назад, и оно открывается. Я забираюсь внутрь, обдирая себе кожу на локтях.
В доме пахнет едой, дымом и потом. Я медленно подхожу к тлеющим уголькам, прислушиваясь, не услышу ли голосов, что укажут мне на присутствие здесь афракционеров, но в доме тихо.
В соседней комнате окна покрыты краской и грязью, но дневной свет все же проходит сквозь них, так что я замечаю подобие кровати, расстеленное на полу по всей комнате, и старые банки с остатками засохшей еды в них. Посреди комнаты стоит углевой гриль. Большинство угольков белые, они уже перегорели, но один все еще тлеет, подсказывая мне, что кто бы здесь ни был, он был здесь недавно.
Мне рассказывали, что афранционеры живут поодиночке, не кучкуясь. Сейчас, когда я нашел это место, мне интересно как я мог в это верить. Что может их остановить от этого? Это ведь наша природа.
- Что ты здесь делаешь? - слышу голос, проходящий сквозь меня словно ток. Я поворачиваюсь и вижу подтянутого человека с болезненным цветом лица в соседней комнате, вытирающего руки о порванное полотенце.
- Я просто, - смотрю на гриль, - увидел огонь, и все.
- Оу, - затем мужчина запихивает уголок полотенца себе в задний карман. На нем черные штаны, как у Искренних, залатанные синей тканью, которую всегда используют Эрудиты, и серая рубашка как у Отречения, в точности как на мне. Он худой как тростинка, но выглядит сильным. Настолько сильным, что смог бы причинить мне вред, но я не думаю, что он не станет.