Адельгейда выслушала молча и не стала продолжать разговор, который снова грозил привести к слезам. Она лишь спросила:
— Тебе здесь трудно?
Король посмотрел на нее с искренним удивлением.
— Трудно из-за того, что никто не подает мне штаны, а во время завтрака на меня не таращатся пятьдесят человек? Просто непривычно, но даже приятно. А особенно приятно чувствовать себя живым, с этим никакая роскошь не сравнятся.
Адельгейда уважительно кивнула, услышав про пятьдесят человек, но Роланд уже говорил дальше:
— Я хочу вернуться не потому, что там слуги и роскошь. Там люди, которые мне дороги, им грозит опасность…
Собеседница не стала напоминать, что миновало уже почти две недели с тех пор, как они покинули столицу, и если кому-то и вправду грозила опасность, то уже, скорее всего, не грозит. По слухам, на небесах, куда попадают безвинные жертвы предательства, нет никаких опасностей. Роланд знал это не хуже нее. Не про небеса, конечно, а про то, что две недели — большой срок, более чем достаточный. Так что незачем лишний раз бередить раны.
— А Дальенна? Ты скучаешь по ней?
Он удивился еще сильнее.
— С чего бы вдруг?
— Но ты же любил ее?
Роланд замялся.
— Это другое… Как бы тебе объяснить…
На самом деле все объяснить он сумел легко и просто, как будто давно знал наизусть положенные слова:
— Королевский брак скрепляет союзы между государствами и кланами, личные пристрастия не так уж важны. Иногда все складывается удачно, но если нет — устраивать из-за этого баталии мелочно и безответственно. Я был ребенком, когда отец решил, что мне предстоит жениться на этой девочке, милой, красивой, к тому же наш род когда-то запятнал себя предательством в отношении ее рода. Пока был жив отец, мы и встречались-то с ней только на балах. Я просто знал — у меня есть невеста, неизбежная и неприкосновенная…
Роланд поздно спохватился, что сказал лишнее, но Адельгейда уже смеялась, заметив его смущение:
— Тебя интересовали дамы… посговорчивее?
И тут же подумала — хорошо, что он успел доесть свой бутерброд, иначе непременно бы поперхнулся. От ответа, впрочем, все равно уклонился, вкрадчиво поинтересовавшись:
— Ты уверена, что мама с папой разрешали тебе читать все книги, которые ты уносила тайком из библиотеки?
— А если не все, ну и что? Да и не было там ничего особенного! Так, немножко любовных романов…
— Я тоже как-то прихватил такой роман у леди Вилар, моей двоюродной тетки.
— И как тебе?
Он возвел глаза к потолку, делая вид, что вспоминает, и доверительно сообщил:
— Читать довольно занятно. Но участвовать — гораздо лучше!
— Роланд, да как ты!.. Это неслыханно! — воскликнула Адельгейда, заливаясь краской и пытаясь найти достойные слова, чтобы поставить нахала на место. Слова почему-то не находились.
— Ты же сама спросила!
— Это еще не повод отвечать!
— Хорошо, не буду, — он подозрительно легко согласился и вернул беседу к тому, с чего все началось, — А что до моей невесты… бывшей невесты…. Вообще-то я хотел, чтобы мы понравились друг другу, надеялся… Но теперь понимаю, что никогда не боялся ее потерять.
Адельгейде показалось, будто и для него самого это — неожиданное открытие, и главная неожиданность в том, что оно скорее удивило его, чем расстроило. И все-таки она спросила:
— Это очень… грустно?
— Не так, как в романах, верно? Но теперь все изменилось. Экхарты сами смыли тот давний позор моего рода моей же кровью и своей ответной изменой. И одно преимущество я уже вижу.
— Преимущество?
— Никакой Дальенны Экхарт! Зато какие перспективы!
Роланд широко взмахнул руками, то ли обрисовывая масштабы перспектив, то ли раскрывая объятия, а девушка задумалась, будет ли ей грозить смертная казнь, если она под столом пнет его величество каблуком куда попадет. Так и не определившись, она все-таки решила кое-кому кое-что объяснить. Медленно и отчетливо, на всякий случай, чтобы венценосный наглец потом не отперся, будто не расслышал:
— Здесь у тебя нет перспектив, запомни это!
— Да что я такого сказал?
— Сам знаешь!
Роланд, подавив непонятную улыбку, вздохнул и вдруг решил:
— Ну что ж, придется идти колоть дрова.
Какие еще дрова, опешила Адельгейда, там дров на два дня хватит. Да он и топор не поднимет, а если поднимет, то потом снова сляжет на неделю, и Веллита ее убьет. Присмотрела за раненым, называется. Она уже готова была героически встать на защиту дровяного сарая, когда запахло паленым.
Это было ценное открытие для ее кулинарного опыта: светская беседа о высоких материях с коронованной особой совершенно не способствует приготовлению пищи. Ценное, но совершенно бесполезное, поскольку вода из кастрюльки успела выкипеть, а содержимое — прилипнуть ко дну и подгореть. Несостоявшаяся повариха уныло поковыряла ложкой черные комья на дне, представила лица брата и волшебницы, вернувшихся после нелегкого путешествия как раз к обеду, и вздохнула: