— «Ампулы отмены» чего? — перебил её я.
— Я думала, что отмены действия капсул, — сказала Эрнеста, — но три дня назад, когда я увидела тебя в Вене, я поняла, что ошиблась.
— Но при чём тут я!? Какое я могу иметь отношение к тому, что там происходило в твоей Германии и с твоим мужем семьдесят лет назад? Я не понимаю…
— Не понимаешь? И впрямь не понимаешь? — она заглянула мне в глаза, и из глубины её взгляда на меня повеяло такой старостью, что я в ужасе попятился от неё.
— Видишь ли, тогда в Вене, когда я случайно увидела тебя на вокзале, я узнала в тебе Ральфа. Я не собиралась ехать в Венецию, но я должна была знать: ты — это мой муж или посторонний человек, — голос её задрожал, — который, как две капли воды, похож на Ральфа. Я проследила за тобой и села в тот же поезд, в который сел ты.
Я смотрел на неё от испуга не в силах издать и звука.
— Ты, Макс, очень на него похож. Но в течение последних лет я предполагала, что он уже умер. А если бы и был жив, то выглядел бы теперь восьмидесятилетним стариком.
— Но у него же были капсулы! — прошептал я.
— Были, Макс, были… — она ответила тоже шёпотом, — но на следующее утро после нашего разговора, о котором я тебе ещё не рассказала, капсул у него уже не было.
Когда я зашла в купе, ты на меня так посмотрел, что мне показалось, что ты узнал меня, но не хочешь показывать этого. Я не знала, что у тебя есть капсулы. Я ни в чём не была уверена. Я действовала по наитию, наводя тебя на разговор о капсулах, чтобы ты признался мне, что ты Ральф. Я ждала, что ты засмеёшься и скажешь «здравствуй Аннет». Ах, как я этого ждала, но этого не случилось. И на протяжении этих дней я то убеждалась, что ты действительно тот, кто родился в Советском Союзе тридцать с лишним лет назад, то, что ты мой муж, у которого я украла капсулы в конце Второй мировой войны, и который их снова получил от инопланетян.
— Но я не Ральф, не Ральф, — неожиданно для себя я заплакал.
— Ах, я уже ничего не понимаю, — вздохнула она, достала платок и начала вытирать мои слёзы, приговаривая: «Ну, не плачь, не плачь… если ты Ральф, то почему ничего не помнишь и не узнаёшь меня? А если Макс, то почему тебе дали такие же капсулы, что были у него, а главное, почему ты так на него похож»?
Она целовала моё лицо, мои глаза, и я чувствовал, как любит она меня, и как её люблю я.
Мы долго молчали, даже не замечая, как долгая венецианская ночь начала переходить в утро. Погасли фонари, и безлюдный город показался мне таким же нереальным, как всё, что происходило в последнее время в моей жизни.
То о чём говорила Эрнеста, казалось мне невероятным, но события моей жизни сделали меня верящим в невероятное. Но уверен я был только в том, что я не нацистский преступник, родившийся в девятнадцатом веке и сохранивший свой молодой облик. И ещё в том, что стоящая рядом со мной женщина не сумасшедшая.
Я прижал к своим щекам её холодные руки. Я глядел в её казавшиеся чёрными при неясном утреннем свете глаза и понимал, что она заглянула в такую глубину времени, куда мне не было хода. Мне стало её нестерпимо жалко, и я так ласково, насколько возможно, тихо сказал:
— Мы должны во всём разобраться, Эрнеста. Иначе мы совсем запутаемся. Пойдём, попробуем найти наш отель, а то мы за ночь зашли неизвестно куда.
Мы пошли куда-то наугад, тесно прижавшись друг к другу, и я начал задавать вопросы.
— Ты сказала, что твой муж был банкиром? А кем он был на самом деле? Расскажи мне о нём всё, что знаешь.
— Он и на самом деле был банкиром, но кроме этого, как я догадывалась, а потом услышала от него, он был один из тех, кто управлял Третьим Рейхом. Ральф, Гиммлер, Гитлер и ещё несколько человек. Они были элитой Германии. Но главным был не Гитлер, хотя он и считал себя единственным правителем мира.
— А кто же был главным? Ральф?
— Возможно, очень возможно…
— А кто были Гиммлер, Геринг, Борман, другие?..
— Соратники, единомышленники, жизнь которых была посвящена великой миссии.
— Минутку, Эрнеста, ты говоришь о каком-то тайном правительстве? И в нём твой муж занимал руководящую должность? То есть, условно говоря, Гитлер был пешкой?
— Именно так, относительно тайного правительства — именно так. Ну а Гитлер не пешка, конечно, но и не ферзь. Гитлер как раз король, если сравнивать с шахматами, но король в шахматах — это фигура слабая и очень зависимая, нуждающаяся в постоянной защите.
— Хорошо, допустим. А кем тогда был Гиммлер? Какие отношения были у твоего мужа и Гиммлера? Кто кому подчинялся?
— Отношения были деловые и дружеские. Ральф часто говорил мне о том, как ценит и любит Хайни, рассказывал о его верности идее и невероятной исполнительности, особенно тогда, когда перед ним была ясная цель. А их совместная деятельность имела чёткую мотивацию. И, как я узнала, чудовищную. А кто кем руководил? Не знаю… Ральф нуждался в СС, которые были подчинены исключительно Гиммлеру, и никому больше. А СС была не просто армией, это было государство в государстве. Но и Хайни не делал ни одного шага, не посоветовавшись с Ральфом. Видишь ли, Макс, об их отношениях я могу судить по немногому из того, что мне было позволено слышать и видеть. Я не вникала в их деятельность, но мне они казались не только лидерами, но и друзьями.