— Ваше величество… — булькала я, охваченная паникой.
— Признайся, — прошептал он, нависнув надо мною, — ты Алула. И твой отказ смотреть мне в глаза это подтверждает. Лишь кивни, и я тут же тебя отпущу. — Я упорно продолжала смотреть ему в переносицу. — Посмотри на меня! — взвизгнул он, содрогаясь от наслаждения, в которое его вверг собственный гнев. Я чувствовала, как жизнь меня покидает. Если бы не раздался властный стук в дверь, моя душа отлетела бы в тот же миг. Мехеви резко отпрянул и, повернувшись спиною ко мне и к дверям, отошел на приличествующее расстояние. Я опустила вуаль, расправила платье.
В дверь шагнул генеральный резидент полковник Мирабель, держа под мышкой свой пробковый шлем. Мехеви уселся обратно на трон.
— Что вам угодно, полковник?
— Ваше величество звали меня?
— Никоим образом, но это неважно. Эта женщина должна покинуть остров со следующим же судном. До тех пор ей предписано оставаться в занимаемом ею номере.
Он отвернулся от меня, на лице читалось отвращение. Я попыталась выразить протест, Мехеви тут же взорвался:
— Не сметь говорить без моего дозволения! — Он подал знак Мирабелю. — Немедленно уберите ее с моих глаз долой.
Мирабель повел меня к выходу, а Мехеви начал тереть ладонью лоб, будто бы в величайшей тревоге. Я же держалась рукой за горло и дрожала от едва сдерживаемой ярости.
Снаружи меня дожидался в телеге лейтенант Перро. Почти весь обратный путь до «Шиповника» мы проделали в молчании. Я все еще дрожала, когда он наконец заговорил.
«— Де расстраивайтесь, — произнес он уже возле самого отеля. — Он со всеми новоприбывшими так. — Я бросила на него недоверчивый взгляд. — Да-да. Каждого, кто попадает на остров, подвергают такому допросу: «Знаю, кто ты, знаю, откуда» — и прочее в подобном же духе. — Офицер слабо улыбнулся. — И не вас первую отсюда высылают. Предыдущий генеральный резидент едва на землю успел ступить, а Мехеви тут же отправил его восвояси. Он буйнопомешанный.
Перро прервал странный печальный звук: хоровое пение, подобное тому, которое я слышала накануне в миссии. В дальнем конце главной улицы показалась толпа островитян в белых муслиновых одеяниях, они медленно шествовали к скромному собору Луисвиля.
— Скорбящие, — отметил Перро.
— Кого хоронят?
— Старика из миссии, совсем древнего, по имени Короли. Последнего из тех, кто помнил старые времена. Утром обнаружили его тело. В тропиках хоронят без задержек. — Мы наблюдали за траурной процессией, Перро цокнул языком. — Странная история, — добавил он, — насколько я понял, когда тело старика обнаружили, оказалось, что у него вырезаны глаза.
Меня заперли под охраной в моем номере до отхода следующего судна — оно направлялось в Вальпараисо — через две недели. Впрочем, после встречи с Мехеви я сильно сомневалась, что столько проживу. Были все основания опасаться, что король прикажет меня умертвить. Ночь я провела без сна, придумывая варианты побега. На следующее утро, когда ко мне зашла Рахама, я передала ей записку с просьбой отвести меня к Фаявае. «Алула наконец-то вернулась на остров, — говорилось в записке. — Мехеви держит ее под арестом в отеле „Шиповник", она хотела бы убежать и присоединиться к вам».
— Очень важно, чтобы Фаявая как можно скорее получила эту записку, — сказала я. — Принеси мне ее ответ. А главное, никто не должен об этом знать.
Два молодых жандарма по очереди сидели на деревянном табурете под дверью моего номера и по двенадцать часов дремали или заигрывали с женщинами. Через несколько дней пришел ответ от Фаяваи: она советовала мне бежать немедленно и обещала на следующий день встретить меня в горах. Я бесшумно выбралась на свободу в глухой ночной час, спустившись по лестнице на задах здания (ее не охраняли) в сопровождении Рахамы, и с собой мы взяли только то, что смогли унести на спинах. Мы долго бежали в свете луны, а когда совсем утомились, перешли на шаг. На восходе мы были уже на полпути к вершине горы.
Солнце поднялось в зенит, когда мы остановились передохнуть у ручейка, бегущего по впадине в скале. Там ждала нас Фаявая в обществе двоих доверенных из числа людей гор. Она, дочь Отаху, была уже очень стара, жизнь ее клонилась к закату.
— Теперь я умру со спокойной душой, — произнесла она, подойдя ко мне.