Выбрать главу

Вот только я тебя не отыскал. Это ты отыскал меня.

Однажды утром, зимой тысяча девятьсот шестого года я смотрел в окно здания Бодлеровского общества и увидел, как сгорбленная старуха с трудом тащится через мост Луи-Филиппа, а потом по Анжуйской набережной. Одета она была в лохмотья, лицо скрывал капюшон, она везла тележку, нагруженную старыми книгами. Не заметить ее было сложно, потому что она согнулась почти пополам, а проталкивать деревянные колеса по булыжникам мостовой — занятие не из легких. Она приблизилась к дверям Общества, где ее нагнал лакей Ренан. Он нес несколько батонов к завтраку. Когда он с ней поравнялся, старуха что-то сказала — я не расслышал. Он кратко ответил, качнул головой, вошел в здание. Я отправился на кухню, где лакей помогал кухарке Карлотте. Спросил у Ренана, что ему сказала старуха.

— Какая старуха? — не понял он.

— Торговка книгами, с которой вы только что говорили на улице.

— А, эта! Да чокнутая она, а не торговка книгами. Книги дурацкие. Она часто тут шляется. И всегда спрашивает одно и то же.

— Это вы про старую бельгийку? — уточнила Карлотта.

— Да, — хором ответили мы с Ренаном.

— И у меня тоже! Сто лет один вопрос, бедняжка. Уж так мне ее жалко.

— И что она спрашивает?

— Как я ее ни увижу, — ответил Ренан, — она задает вопрос, вернулась ли мадам Эдмонда.

— И мне тоже, — ввернула Карлотта.

— И что вы ей отвечаете?

— Я отвечаю, что мадам Эдмонда умерла, — сказал Ренан. — А она тут же забывает. Из ума выжила.

— Я однажды поинтересовалась, зачем ей это, — прибавила Карлотта. — Поверить трудно, но, похоже, они с мадам Эдмондой вместе были коммунарками.

Поскольку разговор того и гляди мог перейти на политику, а между прислугой и хозяевами это было табу, Ренан сменил тему. Не хотелось привлекать к этому эпизоду внимания, а кроме того, продвигалась старуха медленно, а потому я дождался, пока разговор естественным образом соскользнет на иные предметы, и только тогда вышел из кухни. Но, убедившись, что меня не слышат, бросился на улицу, схватив по дороге пальто и шляпу. Посмотрел вправо, влево. Старухи там не оказалось. Повернул налево, забежал за угол, в самый конец острова, откуда видно собор и остров Сите. Заметил ее издалека: она как раз ступила на мост Сен-Луи и направлялась к собору. Я бросился вдогонку.

— Мадам! — крикнул я, приблизившись.

Сгорбленная фигура остановилась, голова повернулась ко мне. Мы не виделись почти сорок лет. Она страшно состарилась, но это явно была Матильда.

— Мадам, мне сказали, вы ищете Эдмонду де Бресси.

— Да.

— К сожалению, Эдмонда несколько лет назад скончалась.

— Понятно. А вы в этом совершенно уверены?

— Совершенно, мадам. Ее можете больше не искать.

— Спасибо, что сообщили. — Я услышала знакомый шепелявый говор.

— Не за что, — сказал я. Матильда повернулась и хотела было пойти дальше по мосту. — Однако перед смертью она успела совершить переход.

Матильда на миг замерла, потом распрямила спину. Повернулась ко мне лицом.

— Как ваше имя, месье?

— Ипполит Бальтазар.

— А мое как?

— Матильда Рёг.

— Долго я тебя ждала.

Странное это, верно, было зрелище: нищенка и денди, она и я, слились на мосту в долгом-долгом объятии.

Забрать Матильду в квартиру на бульваре Осман у меня возможности не было: Артопулос жил слишком близко. Пришлось снять удобный гостиничный номер, где можно было побеседовать без посторонних. Там мы и проговорили остаток дня. Матильда рассказала, что скрывалась девять лет, переезжая из пансиона в пансион, торговала книгами. Телеграмму из Канзаса она не получила, а если и получила, то не прочитала. Она так и осталась неграмотной и, с вечным своим упрямством, даже и не попробовала научиться читать. Рассказала, что, когда Люсьен уезжал в очередное путешествие, она складывала всю свою корреспонденцию в стопку на столе в Бодлеровском обществе — дожидаться его возвращения. При этих словах по телу моему прошла дрожь. Артопулос наверняка прочитал телеграмму. Для меня это стало первым неоспоримым доказательством того, что он знает, кто я, а мои подозрения по поводу того, кто он, тоже верны. При первом моем появлении в Бодлеровском обществе девять лет назад он наверняка знал, кто перед ним.