Выбрать главу

Эдмонда, герцогиня де Бресси, 1845–1900, основатель и президент

Люсьен Рёг, 1866–1900, секретарь

Ипполит Бальтазар, 1876–1917, секретарь

Аристид Артопулос, 1872–1923, президент

Я ощутил, что за спиной у меня кто-то стоит, услышал щелчок предохранителя. Обернулся и увидел женщину, которую преследовал, — она целилась мне в грудь из маленького пистолета.

— Кто вы? — произнесли мы одновременно и остались стоять, молча вытаращившись друг на друга.

Рука, державшая пистолет, слегка дрожала. Черты лица женщины — лица элегантной азиатки лет сорока — были неприукрашенными и суровыми.

— Почему вы меня преследуете? — спросила она. — Что вам от меня нужно?

У нее тоже был акцент. Музыка ее речи, ее ритмический рисунок казались необычными, но чем именно, мне было не определить. Иностранец не только говорит с акцентом, он еще и не способен выявить чужой акцент.

— Увидел, что вы стоите у могилы Бодлера, и… — Она никак не отреагировала. У меня возникло ощущение, что все происходит во сне, а не наяву. — Я им тоже восхищаюсь. — Вид у нее был одновременно и грозный, и беззащитный. — Я уже видел вас раньше, стало любопытно… — Понял, что несу вздор. Перевел взгляд на направленное на меня оружие: «ремингтон», пользуется большой популярностью удам определенного толка. Вот только противница моя была, похоже, не такого толка. Она явно не привыкла пользоваться оружием. Держала пистолет обеими руками, ствол подрагивал, соберется стрелять — наверняка закроет глаза. — Похоже, вам никогда еще не приходилось стрелять из пистолета.

— Не искушайте. Как вас зовут?

— Меня зовут… — Тут я осекся. Я с самого начала войны взял за правило никому без крайней необходимости не сообщать своего имени. Еврейское имя в сочетании с немецким акцентом — в нынешние времена ни к чему хорошему это не приведет. — Я… — Но и этот подход показался вдруг столь же безнадежным. Кто я на самом деле такой? В тени войны звание писателя выглядело до предела фривольным и абсурдным. А если я не писатель, то кто? Бывший немец, еврей, изгнанник, холостяк, ученый, фланер, отщепенец, неудачник — все эти определения в равной степени соответствовали и не соответствовали действительности. — Я поклонник Бодлера. Потому и пошел за вами. Решил, что мы родственные души.

— Вы не представляете, как далеки от истины. Я уж всяко не родственная душа.

Мы услышали вдалеке свисток. У нее за спиной на аллею, ниже по склону, свернул сторож и зашагал в нашу сторону.

— Не оборачивайтесь, — сказал я, — к нам идет охрана.

Женщина сунула пистолет в боковой карман платья.

— Месье, мадам, — произнес сторож, — вы слышали свисток. Боюсь, мы закрываемся.

— Да, конечно, — ответил я вполголоса, чтобы завуалировать акцент. Указал на калитку. — Сюда?

— Совершенно верно. Я и сам туда иду, запирать собираюсь. Провожу вас на выход.

Женщина взяла меня под руку и произнесла два слова, которые я никак не ожидал услышать: «Идем, дорогой». Пока мы шагали, она прижималась лицом к моему плечу, словно скрывая свои черты от сторожа. Я тогда так стосковался по ласке, что, невзирая на все обстоятельства, был рад даже ее суррогату.

Мы двигались вверх по склону к калитке, и тут сверху и слева в безоблачном синем небе прогремел раскат грома. Женщина не повернула лица. Через несколько секунд со всех сторон завыли сирены, предупреждая о воздушном налете, — впервые с начала вторжения.

— О-ля-ля! — выдохнул сторож. — Умеют же эти боши выбрать самый неподходящий момент!

Он довел нас до калитки, запер ее изнутри и, пожелав нам не обычного bonne soiree, но bon courage, зашагал прочь. Я воспользовался возможностью запустить руку незнакомке в карман и вытащить пистолет.

— Эй! — возмутилась она, отвесив мне пощечину. — Отдайте, а то закричу.

— Вряд ли кого-то это заинтересует, — ответил я, перебрасывая пистолет через кладбищенскую ограду, — в нынешних-то обстоятельствах. — За спиной у нас снова раздался свисток. Полицейский в черном плаще стоял на ближайшем перекрестке и вовсю размахивал руками в белых перчатках. — Указывает нам на ближайшее бомбоубежище.