— Вот как? — Массю побарабанил пальцами по столу.
Написать это слово в моей книжке могла только Мадлен, перед тем как исчезнуть, но я понятия не имел зачем. Я не стал повторять вчерашней ошибки и упоминать про Мадлен Массю. Мне было неведомо, что он о ней знал и знал ли вообще. Здесь были не все мои заметки. Имя ее не упоминалось. Финал истории Мадлен — ее собственную биографию, которую она поведала мне в самый день своего исчезновения, я записать не успел. На данный момент она существовала только у меня в голове. После исчезновения Мадлен мне не хватило духу даже раскрыть книжку, а уж тем более что-то в нее внести, именно поэтому я и проглядел ключ, который она мне оставила.
Массю ждал, что я скажу. По счастью, жизнь научила меня хитрить в тяжелые моменты.
— Видимо, это написал мой сосед Артур, когда мы в последний раз играли в покер. Он предлагал так назвать мою книгу.
— По-моему, почерк женский.
— Артур венгр. Наверное, это венгерский почерк.
— И где этот Артур?
— Сейчас, насколько мне известно, в Бордо.
— Жаль, — сказал Массю. — Хотя и вам следовало бы быть там же.
— Может, еще не поздно уехать.
— Железнодорожные станции забиты толпами тех, кто с вами совершенно согласен.
— Я думал, у нас с вами договор.
— Вы видели Шанель?
— Да.
— И что вы у нее выяснили?
— Неу нее.
— Что-что?
— Рукопись.
— Месье, я сыщик, не ученый. Рукопись меня не интересует. Моя задача — раскрыть серийное преступление.
— А, ну тогда прошу прощения, по этому поводу я ничего полезного не узнал.
Массю вздохнул.
— Ладно, ваша некомпетентность в качестве информатора с лихвой искупается тем, что я прочел в вашей книжке.
Он перебросил мне ее через стол.
— Это просто сказки, — заметил я, засовывая книжку в карман пиджака.
— В этом я сильно сомневаюсь. Скажите-ка мне одну вещь. История завершается в годы прошлой войны. А что было потом? Чем заканчивается сказание об альбатросе?
— Не знаю, — ответил я. — Концовку я пока не придумал.
— Ну, если придумаете, дайте мне знать. Чтобы я сделал все, что в моих силах, чтобы защитить эту Шахерезаду, кем бы они ни была.
— Это вымышленный персонаж. Химера. А меня вы не хотите защитить? Я настоящий. И вы обещали мне выездную визу.
— Боюсь, не слишком вы мне оказались полезны. Кроме того, правила игры поменялись. Я не могу вам помочь. Больше не имею полномочий. Власть в руках у военных. — Он снова приподнял бровь, добавил к этому полуулыбку. — Но я попрошу секретаря выписать вам пропуск и билет на ночной поезд до Марселя — он уходит с Лионского вокзала в восемь часов. — Массю снял трубку со стоявшего на столе аппарата и отдал кому-то распоряжение подготовить документы. Разъединившись, он встал и указал на дверь. — Марсель для вас лучший вариант. Оттуда еще уходят суда.
— Без выездной визы мне не выбраться.
— Ну, какой-нибудь переход вы себе в Марселе организуете.
Я вгляделся в лицо Массю — за уморительными усиками лучилась ирония. Вот человек, которого, похоже, забавляет нелепость жизни — а я не знаю лучшего определения счастливого человека. Он довел меня до двери, открыл ее передо мной.
— Да, последнее, — добавил он. — «Шахерезада» — еще и название ночного клуба неподалеку от Пигаль. — Ответить я не успел, он пожал мне руку. — До свидания, месье, и счастливого пути.
Дверь затворилась, я успел услышать его смешок.
[362]
«Шахерезада»
— Добро пожаловать в «Шахерезаду»! — пробасил пожилой швейцар из-под серебристых моржовых усов. На темной улице он был единственным признаком жизни. Русский акцент отскакивал от мостовой и стен ближайших зданий; швейцар распахнул передо мной двери ночного клуба. Я шагнул внутрь и спустился по лесенке в мир восточных фантазий — то ли в сераль, то ли в пещеру Аладдина: арки, гроты, драпировки. Завеса табачного дыма окружала арабские светильники экзотическим ореолом. На танцполе покачивалась одинокая пара, на сцене играл цыганский оркестр и пела певица в длинном расшитом блестками платье — она помахала руками, изображая томность: «J’attendrai lе jour et la nuit. J’attendrai toujours ton retour…»
Ей аккомпанировали два гитариста и контрабасист. Я снял шляпу, сел у барной стойки, заказал кальвадос. Место это, подумал я, озираясь, было модным в лихие годы после последней войны — войны, которая должна была положить конец всем войнам. Когда кальвадос принесли, я вручил бармену чаевые и сказал: