Джим сжимает челюсть, а потом отключает силовое поле на камере и кивает.
– Хорошо, мистер Одинсон. Но после этого я сразу же поставлю в известность Адмиралтейство.
Он подает Одинсону падд, и тот быстро набирает координаты своих связных и короткий запрос об обстановке вблизи Нового Асгарда. Кирк передает их Ухуре и оставляет Тора и Локи ждать ответа в камере.
– Капитан, вы не можете так поступить, – Спок следует за ним на мостик, но вместо него Кирк сворачивает в переговорную.
– Могу, мистер Спок. Могу и не такое, вам ли не знать. Но прямо сейчас меня волнуют только повреждения нашего корабля и ответ, что придет из Асгарда, – Джим складывает руки на груди, лицо застывает, а взгляд становится нечитаемым. – Я не собираюсь верить этим двоим на слово, но если информация подтвердится, мы им поможем. А потом сдадим Лафейсона каротским властям.
– Нам не дадут сойти с курса прямо сейчас, – Споку все это очень не нравится.
– Знаю, поэтому на обман все-таки придется пойти. Точнее, это будет умышленная дезинформация. Временная, – Кирк кивает, а потом смотрит на Спока с просьбой в глазах. – Это приемлемо?
– Если на кону стоят жизни живых существ… – все естество вулканца протестует против этого. Но обстоятельства складываются так, что учитывать чужую «тонкую душевную организацию» некогда.
– Капитан, вы возьмете самоотвод? – старпом не боится задеть его этими словами. Прямо сейчас он очень хочет знать, каково эмоциональное состояние Кирка. Точнее, насколько губительно оно на него влияет.
– Нет, – голос Джима становится абсолютно невыразительным, и Спок вздрагивает. – Повторяю, он мне никто – никакой пристрастности.
А вулканец бы возразил. Возразил бы СМО, но раз Джим говорит так уверенно, то переубедить его будет невозможно.
***
Спустя два часа Ухура передает Джиму сообщение из Мю Сиона, и капитан вздыхает настолько глубоко, что начинают болеть ребра. Врать все-таки придется – и он морщится от отвращения. Всего один хренов метаморф… От которого зависят жизни асгардцев и жизнь самого Джима… Он не хочет об этом думать. Отгоняет эту мысль, как назойливую муху. Потому что если начнет копаться во всем этом, то вот тогда точно станет пристрастным. И подобное испытание гневом он может еще и не выдержать.
Он отправляет в Адмиралтейство рапорт о нападении на «Энтерпрайз» и сообщает, что Фуордос погиб при попытке к бегству. Его в любом случае за это по головке не погладят, а если откроется правда, то ему и вовсе той головы не сносить. И ему, и Споку, и охране – весь «Энтерпрайз» может оказаться под подозрением, и тщательной служебной проверки не избежать. Не избежать тюрьмы, что уж там – и Джим готов за голову хвататься – он действительно сошел с ума. Но все же сообщает об Одинсоне и Асгарде и просит разрешения на смену курса. Покривив душой, он недолго надеется на то, что ему прикажут следовать прежним курсом, а к Преоде отправят сторожевик, но быстро отбрасывает и эти мысли. Бюрократов в Адмиралтействе всего лишь немногим больше, чем тех, кто хоть раз был на боевом дежурстве. Он почти уверен, что получит утвердительный ответ.
И действительно получает. «Энтерпрайз» разворачивается, но еще несколько часов не рискует набирать скорость – Скотти со своей командой все еще борются с последствиями нападения, а также помогают Хвиту починить его катер. Джим внимательно просматривает все отчеты о работе корабля, проводит «разъяснительную» беседу с офицерами охраны и еще тщательнее изучает информацию, что прислали из Асгарда и то, чем с ним поделилось Адмиралтейство – не просто согласилось отправить их к черту на рога, но и дало секретные данные, что успела достать их разведка. Обнадеживающего там очень мало.
Кирк сжимает пальцами переносицу, трет виски и вспоминает, что спал в последний раз около двух суток назад. Неудивительно, что его рвет на части от усталости и боли. Вот только он навряд ли он уснет сейчас без посторонней помощи – заставить себя перестать думать очень сложно. И он совершенно не удивлен, когда в медотсеке Боунс предлагает ему не только гипо со снотворным, но и стакан виски.
– Пей залпом – вот тогда это будет лекарством, – Леонард смотрит исподлобья, но его слова звучат с нотой сочувствия. Он не может за него не переживать.
Джим послушно глотает, вздыхает пару раз, дожидается еще одной порции и вдруг усмехается.
– А помнишь… – он замолкает и снова хмурится. – Помнишь, как мы пили на мой последний день рождения? Я-то думал… что его служба, его героизм что-то значили…
– А разве нет? – осторожно спрашивает Маккой. – Что бы ни было причиной, но его поступки были однозначны.
– Да уж, – Кирк невесело фыркает. – Еще как. Для него все это было… каким-то извращенным развлечением!
– Но он спас экипаж, – голос Джима взвивается и падает, а Боунс не может не возражать – если Кирк сейчас начнет копаться в чужих причинах и следствиях, то вывихнет себе мозг.
– Он бросил меня! – Джим хватается за стакан и снова глотает залпом. – Не на этого человека я хотел быть похож…
– Так и не сотворяй себе кумира, – Маккой обрывает его и смотрит строго, надеясь пресечь новый виток ругани.– Да, ты хотел этого тогда, но сейчас знаешь, каково быть Джимом Кирком. Ты знаешь, для чего ты здесь и для чего ты это делаешь.
– Знаю, – откликается тот, откидывается на спинку стула и закрывает глаза. – Но он был нужен… маме и мне…
Он шепчет и не открывает глаз, вымотавшись до предела. Снотворное наконец действует, и Маккой забирает стакан из ослабевших пальцев. Он укладывает заснувшего капитана на биокровать и по привычке проводит быстрое исследование. Стресс, истощение, гормональный дисбаланс – не новость – на каждое тяжелое задание такой букет приходится. Боунсу только жалко, что задание это выматывает, по большей степени, именно из-за отца Кирка.
Зная друга, он может представить масштаб катастрофы, что сейчас произошла в его душе. Что его сознание подверглось мощной атаке, а моральные устои ощутимо покачнулись. Он прекрасно чувствует всю его боль. Несмотря на все геройство отца, Джим его не идеализировал – понимал, что тот бы не смог поступить иначе. Вот только Джиму пришлось испытать все последствия этого геройства на собственной шкуре. Даже если не вдаваться в подробности, все так, как он и сказал – ему нужен был отец, герой и защитник. И оттого еще больнее сейчас, когда выяснилось, что тот все-таки жив. Что тот мог быть с ним, но не стал. Что мог защитить, поддержать, сберечь от чего-либо, но оказался эгоистичным ублюдком, без капли жалости к собственному сыну. Леонард не хочет представлять, через что пришлось пройти Джиму в детстве и юношестве, – теперь он знает, что всего того можно было избежать. Тогда все было бы по-другому, и он мог бы пойти во Флот не на спор, а действительно по стопам своего отца. Вот только с большой долей вероятности, это был бы уже не Джим Кирк. Не такой, каким они знают его сейчас. И Боунс не уверен, что так было бы лучше.
Он старательно запоминает эту мысль – нужно обязательно изложить ее Джиму, когда тот проснется. Кем бы ни был его отец и как бы ни поступал, а сам Кирк совершенно другой, и только он определяет самого себя. А то, глядишь, хлопнется их капитан в экзистенциальный кризис, и вот тогда мало не покажется ни одному из них.
Маккой вздыхает, собирается в свою каюту, чтобы тоже поспать, но в медотсек приходит вулканец, и Леонард быстро раздражается – похоже, этого тоже придется успокаивать. И привычный набор – снотворное с алкоголем – на вулканца почти не подействует.
– Доктор, капитан… – Спок замечает Кирка на кровати и замолкает, а Боунс кивает ему на соседний отсек.
– Ну что еще? – старпом оглядывается на закрывшуюся дверь, а потом все же отвечает.
– Вы можете отстранить капитана по медицинским показателям.
– Думаешь, так будет лучше? – спрашивает Маккой в ответ. – Не то, чтобы я не знал, что ты не доверяешь ему в этот момент, но не стоит рубить с плеча. Я тоже за него волнуюсь, но Джим – не слабак. Никогда не был и не будет. Так что дай ему самому с этим справиться.