– Пусть так, но ты все равно ему признался, а значит, признал его, – Одинсон опять выворачивает смысл наизнанку, и Локи складывает руки на груди, замолчав и весьма красноречиво дав понять, что отказывается продолжать этот разговор.
– Брат, почему…
– Ни почему! Хватит! Я сделал то, что сделал, и уже сожалею об этом! – Лафейсон повышает голос, а Тор смотрит в ответ абсолютно нечитаемо.
– Тогда неудивительно, что он тебя ненавидит. И мне это тоже далеко не по нраву. Ты должен был позаботиться о нем.
– Я ничего никому не должен, – раздельно произносит Локи, и Тор вздыхает с усталостью и грустью.
– Учишь, учишь тебя ответственности, а ты все на те же грабли…
– Это ты у нас сердобольный и мягкотелый – можешь проявить инициативу, если так хочешь, – Локи продолжает фыркать, но одновременно украдкой посматривает на брата – с того станется как закатить концерт, так и расплакаться от умиления.
– А и правда – у меня, оказывается, есть племянник, – Одинсон ухмыляется, а Локи все равно чувствует от него весьма однозначную волну недовольства. Но почему-то не гнева – Тор так поражен тем, что все это было сделано из-за него? – И он, кстати, отличный парень, как я погляжу. Ты много теряешь, Локи. Извинись перед ним…
– Вот и развлекайся, – Лафейсон обрывает его, отчаянно желая, чтобы этот разговор наконец закончился. – А меня оставь в покое. Оба оставьте.
Тор замолкает, внимательно смотрит ему в глаза и не двигается с места – будто зверь подобрался перед прыжком.
– Это – то, чего ты хочешь? Что тобою движет? Ради чего ты живешь? Все еще будешь пытаться завоевывать миры? Искать силы, власти, могущества?
– Не беспокойся, Асгард трогать не стану – твоя игрушка, – Локи скалится и проглатывает новый ком обиды – а ведь Тор, предположив подобное, ничуть не покривил душой. Да, Лафейсон сам себе состряпал такую репутацию, но брат уже должен был понять, что он не повторяет своих ошибок. – Пока.
Одинсон лишь снова вздыхает. Чешет затылок, а во взгляде теперь – смесь сожаления и почти растерянности. Он прекрасно помнит, чем закончились прошлые попытки Локи, но также уверен, что никакой народ тот больше не будет порабощать. Да и не теперь, когда Тор снова «на арене». А вот что до сына… Вот тут его злость отчетливо выражена – и не только из-за того, что Локи бросил собственного ребенка, а еще и потому, что вообще обзавелся им именно из-за него. Винить тут можно их обоих – он ведь знал, у кого была такая же метка, и стопроцентно был уверен, что Лафейсон каким-то образом снова оказался жив – из-за нее же. Ему стоило начать поиски гораздо раньше. Хотя бы до того, как в их старые распри оказался втянут ни в чем не повинный мидгардский мальчишка. Но Тору безумно надоело гнаться за братом, прикрывать глаза на многие его «проказы» и вытаскивать из всяческих переделок. Еще пару сотен лет назад, даже с учетом метки и того, что он всегда его любил.
И теперь ему снова придется расхлебывать чужую наваристую кашу. Локи – тот еще «затейник», но в трудную минуту Тор все еще верит, что может на него положиться. Даже если тот опять повернет ситуацию сугубо в свою пользу. Поэтому, когда они составляют план атаки, а позже начинают бой, Одинсон оставляет Локи на «Энтерпрайзе» – прямо сейчас он верит не только ему, но и в него. И знает, что когда любой из их планов рушится, только брат будет настолько силен в импровизации, что победа им все-таки достанется. Наверняка как-нибудь неожиданно, но по весьма выгодной цене.
А Лафейсон, наблюдая за сменой эмоций на лице Тора, понемногу расслабляется – это на расправу тот скорый, а вот когда сомневается в чужой мотивации или в собственном к ней отношении, то будет думать. И думать долго. Наверняка к этому разговору они не вернутся ни в ближайшие пару часов, ни дней. Что уж тут – когда Тор рвется в бой, он обо всем забывает. А вот Локи, в отличие от него, почти никогда не теряется и предпочитает действовать тоньше, многоходово и хитрее.
Что он и делает – с единым щитом Цехла будет весьма непросто разбить. Как и попасть к ним – тоже проблематично. Поэтому, когда на мостике корабля возникает быстро подавленный приступ паники, а потом и новый «мозговой штурм», Лафейсон не может не вмешаться.
– В таком поле обязательно должна быть хотя бы маленькая лазейка. Если не всех, то отправьте меня туда одного – я смогу отключить энергетическую установку, – предлагает он, и капитан предсказуемо протестует. И злится.
– Вы не пойдете туда один, Лафейсон, – цедит Кирк сквозь зубы. – Это все равно что свору гиен накормить свежей падалью.
– Как всегда: собственное эго дороже чужих жизней? – парирует Локи, разглядывая свой испорченный маникюр и притворно вздыхая. Теперь убить его хочет не только Кирк, но и весь мостик. И что удивительно, вулканец во главе этого списка.
– Включая и вашу, – Джим все еще держит себя в руках, но не может не признать, что Лафейсон в чем-то прав. Упаси Бог, не из-за пристрастности Кирка, а на словах о лазейке. И стоит только это сделать, как к нему тут же боязливо оборачивается Чехов.
– Капитан… мы обнаружили семисекундный сбой в поле. Когда армада усиливает огонь, в части секторов возникает дестабилизация. Это еще не полноценная брешь, и наш транспортатор…
Он умолкает, отвлекаясь вместе с Сулу на новый маневр. «Энтерпрайз» встряхивает, офицеры докладывают о повреждениях, а Джим прикусывает щеку изнутри – опять все летит к чертям!
– Мы продолжаем терять время, – и ехидный голос Лафейсона ничуть не делает ситуацию лучше.
– Скотти! Что с нашими транспортаторами? Мы можем перемещаться? – Кирк не дает себе задуматься, слушая сейчас только свою интуицию, и останавливает Спока жестом – времени для препирательств у них тоже нет.
– Все хреново, капитан, – Монтгомери воет каждый раз, когда громят их детку. – Зазор слишком маленький и нестабильный. Один человек, максимум два, если мы пожертвуем собственными щитами на какое-то время. И то – я не гарантирую, что все доберутся до места назначения.
– Отлично, готовься, – Джим продолжает злиться, поднимается с кресла и спешит в транспортаторную вместе с Лафейсоном.
– Капитан, – только одним этим словом последовавший за ними Спок выдает все, что хочет сказать. Все, что вертится в голове у самого Джима. У всего мостика. Но если бы у них был другой выбор…
Скотти настраивает механизмы, усиливает сигнал передачи и не отвлекается от вычислений. Но когда Лафейсон становится на площадку, взгляды всех присутствующих обращаются на него. И капитана. Продолжающего «восторгаться» сложившейся ситуацией.
– Никто не расстроится, если вы не вернетесь, – говорит он тихо и с остервенением, на что Локи только обворожительно улыбается.
– И тебе удачи, капитан.
***
В следующий раз, когда он встречает его, «детеныш» уже – рослый юноша 17-18 лет. И снова хватает только одного взгляда, чтобы у него сбилось дыхание и фальшиво застучало сердце. «Детеныш» неистово похож на Тора. Те же волосы и прическа, что были у брата, когда он видел его в последний раз, те же глаза цвета ясного полуденного неба в зените, тот же лихой разворот плеч, крепкие руки, рост выше среднего и подтянутая фигура.
Он вздрагивает, спотыкается на ровном месте и прикипает взглядом так, как будто покойника увидел. А в детстве их схожесть не была так ярко выражена… Он наблюдает за ним целый вечер, но потом внешнее сходство отходит на второй план.
У него та же залихватская улыбка, что и у Тора. Те же неистовость, ярость и жажда схватки – пьяная драка в баре мигом превращается в побоище с десятком участников. У него та же слабость к алкоголю и поиску приключений в подпитии – и пропасть – не бездна, и космос – детская песочница. Та же разнузданность, похоть и распутство – ко всем полам – хоть где-то отличие – Тор обычно выбирал женщин: соратниц, служанок или мидгардок.
Вот только еще он азартен в играх, мастерски блефует и врет так, что ему поверил бы последний попрошайка на базарах Ир’квиса. Он хитер и достаточно жесток в глубине души – знает, как бить так, чтобы противнику пришлось попотеть, пытаясь его достать, а потом еще долго не вставать с земли, получив удар в ответ. У него пытливый ум и непомерное любопытство, позволяющее программировать на всем – от репликатора до симулятора, знать устройство любого механизма, созданного как в Мидгарде, так и в сопредельных системах, и свободно говорить на нескольких языках разом.