Но как только Одинсон поднимает голову, невзначай скользит по посетителям боковым зрением, так тут же давится выпитым.
– Да быть этого не может… – ошарашенно произносит он почти благоговейным шепотом, и Локи аккуратно оборачивается, и тут же хочет сказать то же самое – в другом углу бара – шумная компания в форме Звездного флота. И конечно же, среди офицеров не может не оказаться их «старый добрый друг».
Лафейсон хочет снова проклясть собственную судьбу. Или попробовать снова договориться с фатумом, но он и правда видит Джима в этой компании. Сейчас! В этом баре! И судя по абсолютно искреннему удивлению Тора, их появление в этой точке вселенной в данный момент времени никем из них не запланировано. Это просто чудо какое-то!
– Ты… – Одинсон хмурится, полуспрашивая-полуотвечая сам себе, и Локи тут же отнекивается.
– Ни разу. Стал бы я тогда сидеть в подвале.
Тор прищуривается, глядя на него теперь слишком пристально, а потом вдруг усмехается без капли веселья.
– Ты тогда «переоденься». Потому что если он кинется на тебя с кулаками, я его останавливать не буду.
Локи кривится, но сидя в темном углу, прикрытом бархатной портьерой, никто не заметит, что у одного из асгардцев, на самом деле, кривой нос, неправильный прикус, бельмо на одном из глаз, брови слишком бледные для мышиного цвета волос, а щеки впалые и пару дней не знали бритвы. Да и вообще, один из них довольно старше другого, а на первый взгляд и не скажешь – но в подобных заведениях, обычно, больше одного-двух раз на посетителей и не смотрят. Если, конечно, те ведут себя прилично.
Лафейсон изменяется до неузнаваемости и не может по привычке не съехидничать, тоже понимая, что эта встреча не сулит ничего хорошего.
– Думаешь, личина, например, Скурджа понравилась бы ему больше? – он лихорадочно ищет выход из новой порции неприятностей, что вот-вот грядет.
Одинсон непонимающе хмурится, но так и не сообразив, просто останавливает его пререкания жестом.
– Сиди здесь. Я попробую договориться, чтобы он взял нас с собой – вот уж на «Энтерпрайзе» точно никто искать не будет.
А Локи бы поспорил. И не только с этим – снова лезть в пасть к бешеному льву? Увольте. Даже если эта «пасть» – сейчас самое безопасное место. Даже если в нем, несмотря на все собственные зароки, все равно просыпается азарт – снова попробовать проскочить под самым носом – а вдруг в этот раз получится?
И пока брат обнимается с капитаном, смеется, пожимает чужие руки и договаривается, он пытается распалить себя до нужной степени бесстрашия и отвлечься от дурных предчувствий. Слишком часто все у него идет наперекосяк.
***
Пока Джим болтается по асгардской колонии, Маккой перехватывает вулканца на серьезный разговор. Потому что, когда Кирк вернется, он соберет начальников отделов и будет решать их судьбу – свою, «Энтерпрайза» и миссии. И Леонарду просто позарез нужно иметь «козырь в рукаве» – когда Кирк для себя что-то решает, он этому решению следует, и переубедить его почти невозможно. Почти – нужен хотя бы один по-настоящему весомый аргумент, а Боунс уверен, что только вулканца капитан послушает. Если никого вообще, то хотя бы его.
– Ты должен встать на его сторону, – Маккой откладывает распотрошенный трикодер на стол и встает перед старпомом на расстояние вытянутой руки.
– Поясните, – Спок наверняка догадывается, о чем идет речь, но все равно переспрашивает, проверяя, правильно ли понимает.
– Если он решит рассказать Флоту правду, ты его отговоришь. Если решит соврать, ты согласишься с этой ложью и ни словом, ни словом, блядь, не упрекнешь его за нее, – охотно растолковывает Маккой. – Потому что если он сознается – пойдет под трибунал, а в космосе не окажется еще очень долго. Нужно пояснять, что будет в этом случае с нами? Со всем экипажем и с тобой, в первую очередь?
По тому, как вулканец еле заметно вздрагивает, а его взгляд становится отстраненным, очень хорошо видно, что он уже в красках все это себе представил.
– Ты прекрасно помнишь, что было после Нибиру, – Маккой утверждает, не спрашивает. – Сейчас он так просто не отделается.
– Я понимаю, – кивает Спок.
– Понимаешь… – Леонард горько усмехается, нервно сжимает кулаки и прячет их в карманы форменных брюк. – Понимаешь, что в таком случае мы все станет соучастниками преступления?
– Это логичный вывод, – Спок почти оскорбляется. Даже тогда, когда действительно понимает, о чем и кого просит Маккой.
– Но это еще полбеды. Дальше будет хуже, – а Леонард ведет не к тому – он знает Джима, его человеческую логику и весь тот вихрь эмоций, что курсирует в друге с самого начала миссии на Карот-3 – ему будет очень сложно справиться и утихомирить этот свой «ураган». – Он все еще в глубоком… шоке от произошедшего. Все мы, но ему достанутся «сливки» – депрессия, переоценка ценностей, эмоциональные срывы, экзистенциальный кризис. Прогнозирую как врач. И не исключаю, что в конечном итоге он сам может подать рапорт об отставке. Не сейчас, конечно, но в ближайшем будущем.
Спок молчит в ответ. Анализирует, считает вероятности, прикидывает и так, и эдак, но все равно приходит почти к тому же набору, что и доктор. Да, он не знаток человеческой эмоциональности, паттернов поведения или моральных принципов, но он успел достаточно хорошо изучить Джима, чтобы предполагать, как тот поступит. И что почувствует. Даже с учетом весьма немаленькой погрешности в собственных вычислениях. Но старпома сейчас интересует еще кое-что – один из самых важных аспектов – почему он?
– Доктор, почему вы решили, что я… – он не договаривает. Маккой не дает ему выбора – он диктует ему свое решение и заставляет принять его. Тогда, когда СМО имеет право голоса в строго определенных случаях. Пусть этот – отчасти таковым и является, но идти через голову первых двух офицеров корабля Маккой может только в исключительных, экстремальных случаях. И именно это он сейчас и делает.
– Потому что друзей он сейчас слушать не будет.
У вулканца уголки губ ползут вниз, и Боунс тут же мысленно закатывает глаза – да считает он его своим другом, Господи! Речь сейчас не о том! Нашел время строить из себя обиженную невинность!
– Сейчас ему будет нужен «голос разума», фигурально выражаясь. Тот, кто отнесется ко всему этому максимально беспристрастно и четко скажет, правильно он поступает или нет. А ты у нас один такой, если помнишь, беспристрастный.
Спок хочет возразить и уже даже открывает рот, но Маккой продолжает как ни в чем не бывало, не отрывая от него внимательного сосредоточенного взгляда.
– Даже если это на самом деле не так. Но он-то считает тебя именно таким, поэтому и будет слушать.
Спок снова молчит в ответ, осмысливая чужие интерпретации, предположения и выводы. Несомненно, доктор Маккой знает капитана лучше, поэтому и считает, что может требовать. Скрепя сердце, Спок соглашается, что может.
– Вы толкаете меня не только на соучастие во лжи Адмиралтейству, доктор, но и заставляете врать Джиму. Мое отношение к данной ситуации отличается от вашего, – Леонард же должен это понимать? Должен понимать, что такой груз для такого высокоморального и этичного существа, как вулканец, почти неподъемный?
– Сейчас на кону не твоя «тонкая душевная организация», а его, – Маккой говорит грубо, жестко, не сомневаясь ни в едином слове. – Сейчас ты должен его спасти. Нас. Миссию. А вот уже потом, много погодя, будешь стенать и плакать о том, что наглые, вероломные людишки заставили невинного гоблина пойти против Устава.
– Доктор, я более чем уверен, что вы осведомлены о том, что заставить меня не так-то просто, – на автомате комментирует Спок, собираясь с духом и принимая решение.
– На пенсии, – Леонард заканчивает с почти угрозами и ждет ответа вулканца. Он почти уверен, что тот согласится, но если откажется… можно паковать чемодан трикодеров и высаживаться в Асгарде – Одинсон говорил, что у них тут плохо с докторами.