Стас, увлеченно рассказывающий о своих делах, заметил рассеянный вид старшего товарища и замолчал. Потом сказал:
– Ты об учительнице думаешь?
Соболев не удивился прозорливости мальчишки: тот давно научился видеть настроение собеседника, пройдя хорошую школу жизни без родителей и близких.
– В общем-то да. Что с ней?
– Сотрясение мозга, рука сломана. Лежит в больнице Стасова, мы к ней классом ходили.
Больше вопросов Матвей не задавал.
Хирург Ляшенко оказался огромным, пузатым и краснолицым здоровяком с могучими руками и зычным голосом. Но разговаривал он жизнерадостно, интеллигентно, с юмором и сразу понравился и Матвею, и Стасу.
– Чудес не обещаю, но бегать будет, – сказал он после получасового осмотра. – Это самый обыкновенный случай менискового повреждения, приведший к появлению мозолистого тела и фиксации коленного сустава. Через неделю – на операцию. И не реветь! – повернулся хирург к Стасу, хотя тот реветь и не собирался, ошеломленный заявлением, что он будет бегать.
– Доктор, делайте все, что хотите, – сказал Матвей, когда они остались с ним наедине, – но вылечите парня! Он заслужил. Любое ваше условие будет выполнено.
– Никаких «условий» мне предлагать не надо, я и так сделаю операцию. А вот в послеоперационный период вам придется за ним поухаживать по особой методике. Надо будет разрабатывать и сустав, и мышцы.
– Гарантирую!
– Сын?
– Сын, – твердо ответил Матвей.
– А на вид вы гораздо моложе. Что же мать не пришла?
Матвей смущенно раздумывал, кого можно было бы назвать матерью Стаса в данной ситуации, Ольгу Николаевну или Кристину, но хирург понял его замешательство по-своему.
– Понимаю, боится врачей. Небось, обожглась когда-то на лечении. Все, через неделю пожалуйте к нам. Приемный покой на первом этаже, я запишу вас в очередь. Будьте здоровы.
– А он не обманывает? – уже в машине спросил Стас. Щеки его горели лихорадочным румянцем.
Матвей засмеялся, потрепал мальчишку по вихрам, и тот ответил слабой улыбкой.
По пути они заехали в Школу безопасности, где работал Балуев. Школа размещалась в старом двухэтажном здании на Комсомольской площади, специально отреставрированном для такого рода заведений. Весь первый этаж занимали спортзал и сауна с душем, а верхний был разбит на тренировочные комнаты по секциям и вмещал небольшой зал со снарядами для накачивания мышц. Тир и полоса препятствий располагались во дворе, за двухслойным забором из металлической сетки.
Василия они отыскали на втором этаже, в одном из тренировочных боксов, где он занимался рукопашным боем с группой молодых крепких ребят. Оставив группу, обрадованный Балуев отвел гостей в комнату отдыха – телевизор, бар, три столика и низкие кресла, – умылся и предложил всем напитки.
– Откуда, зачем, куда?
– Из больницы, были у хирурга. – Матвей рассказал о посещении травматологического отделения. – Обещали, что отрок скоро будет бегать. Не мог бы ты пару раз в неделю заниматься с парнем? Азы боя, философия адекватного ответа, общий тренинг?
– Почему нет? Пусть приходит, когда захочет. А ты что ж?
– Я – само собой, но времени у меня меньше.
– А не ослаб ты, часом, молодец? – Василий вдруг метнул в Соболева стакан, на треть наполненный «херши», но Матвей мгновенно поймал его, не расплескав при этом ни капли, и поставил на столик.
– Не балуй, ганфайтер!
Василий хмыкнул, наставил палец на Стаса, сидевшего с округлившимися глазами.
– Хочешь научиться таким вещам? Тогда слушайся меня во всем. Ну, и этого типа тоже. – Балуев вдруг умолк, нахмурился, достал из бара початую бутылку рижского бальзама, налил в две стопки по глотку, протянул одну Матвею. – Давай-ка помянем Бориса Ивановича, год исполнился со дня его безвременной…
Матвей вспомнил Ивакина, встал и молча проглотил содержимое стопки, запил минералкой.
Помолчали. Стас ничего не спросил, понимая, что речь идет о прошлогодних событиях, когда погибло множество людей.
– Не жалеешь, что ушел из ВКР? – спросил Василий. – Все ж специалист такого класса, как ты, не должен киснуть, сидеть без дела.
Матвей с минуту размышлял, пососал ломтик колбасы, однако так ничего и не сказал. Не знал, что сказать. С одной стороны, он никогда не жил по формуле «моя хата с краю», с другой – не хотел ввязываться в постоянную битву за власть, в которой невольно принимал участие как профессионал на стороне одной из партий, пусть и в такой специфичной области «государственного устройства», как Министерство обороны и военная контрразведка. Любые благие намерения там заканчивались одинаково: борьбой за выживание, необходимостью спасать собственную жизнь и жизни друзей.