Здесь снова нас пичкали теорией и от каждого приняли зачеты по устройству и эксплуатации прицела, радиолокационной станции, снарядов.
Потом ветер перестал, но летать мы еще не могли, потому что аэродром, на котором стояли наши истребители, был на полметра засыпан раскаленным песком.
Попав в теплый край, каждый считал своим долгом загореть так, чтобы поразить своим видом друг друга. Поэтому, как только вырывалась свободная минута, мы шли на берег моря и, пользуясь тем, что там совершенно отсутствовали женщины, раздевались догола. Мы купались, ловили раков. Здесь, как говорили местные жители, они водились во все месяцы, при написании которых есть буква «Р».
Шатунов не особенно старался загореть, но почернел всех больше, а волосы у него стали совсем белыми, как свежий снег. Я же просто сгорел. А спина превратилась в сплошную язву. Меня положили на три дня в лазарет. Потом, на протяжении всего времени нашего пребывания в пустыне, с моего тела лоскутами сходила кожа, и Лобанов говорил, что из нее можно было бы сшить реглан.
Когда я вышел из лазарета, товарищи готовились к облету района. Нас посадили на Ил-14 и показали с воздуха территорию, над которой мы должны были действовать. Безжизненная пустыня, а дальше — море. Даже глазу не за что зацепиться. Только хорошенько приглядевшись, можно было увидеть взлетно-посадочную полосу аэродрома. С боков ее стояли низенькие светлые ангарчики, в которых находились боевые самолеты и самолеты-цели.
Сделав круг над этим затерянным в пустыне аэродромом, Ил-14 пошел на посадку.
Здесь уж было совсем как в пекле, и мы скоро чувствовали себя так, словно нас несколько дней поджаривают на сковородке.
— Вот так встреча! — послышалось у меня за спиной. Я оглянулся и увидел своего старого инструктора из авиаучилища Чеснокова. Он, как и все, кто относился к постоянному составу, был в просторной желтой куртке и желтых брюках. Эта форма не очень-то шла к его рыжим волосам и багрово-красному лицу в веснушках по кулаку. Она делала его похожим на клоуна из провинциального цирка.
— Вот так встреча! — я шагнул навстречу, и мы крепко пожали друг другу руки.
— А я считал, тебя уже нет на Земле, — сказал Чесноков, обнажая в улыбке красивые белые зубы. — Думал, улетел вместе с Шатуновым открывать новые миры.
Значит, и он читал наше письмо в Академию наук.
— Признаться, я не думал встретиться с вами в этом пекле. Вы здесь давно? — И я вспомнил свое дежурство на КП и ночную посадку Чеснокова на нашем аэродроме. — С того самого времени?
— С того самого, — Чесноков прекрасно понял меня. — Мы тогда испытывали новую бортовую радиолокационную станцию.
— А здесь тоже инструктором?
— Сопроводителем. Мы разговаривали около ангара, в котором летчики готовились к полету. Я пришел сюда с товарищами, чтобы посмотреть, как один из самолетов будут прицеплять к тяжелому бомбардировщику, как носитель потащит на высоту цель с полным запасом топлива, которое потом выльется из сопла огненной рекой под носом у перехватчиков, приехавших сюда за несколько дней до нас. Чесноков, видимо, занимался здесь тренажем на своем истребителе.
— Не терпится подлетнуть? — спросил он.
— Неплохо бы, а то мы, признаться, уже засиделись. Здесь ведь и Лобанов с Шатуновым. — Я поискал глазами среди переменников (так называли здесь летчиков переменного состава) своих товарищей. Они осматривали легкий истребитель-мишень. Потоки теплого воздуха, струившиеся над раскаленной землей, делали людей похожими на неясные призраки с кривыми туловищами и ногами.
— Коля! — позвал я Лобанова. Он оглянулся, толкнул в бок Шатунова, и они поспешили к нам. После возгласов удивления и рукопожатий начались взаимные рассказы.
— Ну скоро вы нас пустите по целям? — спросил Лобанов.
— А ты все такой же нетерпеливый, — улыбнулся Чесноков. — И, наверно, не раз за это расплачивался? Ну да ладно. Не будем сейчас об этом. Теперь уже скоро исполнится ваша мечта. Только сначала полетаете по закрепленному лучу.
Он стал рассказывать, что это такое. А я уже пред-ставил себя в кабине перехватчика. Луч прицельной антенны пока закреплен, потому что цели впереди нет. С околозвуковой скоростью несусь на высоте десять тысяч метров. Впереди на многие сотни километров море. Назад проскочила береговая черта.
— Пуск! — говорю я и нажимаю на скобу на ручке управления. Самолет встряхивает. Перед носом дым. И вот из-под плоскостей вырвались реактивные снаряды. Сначала они летят почти с такой же скоростью, как и самолет, и мне кажется, я вот-вот наскочу на них.