Выбрать главу

Аид решил подумать об этом позже.

Ему самому было проще — скифская сабля, конечно же, не была его часть.

И она, конечно, не была его последним оружием.

В руку скользнул двузубец.

Только двузубец и только улыбка — и вот на лице Афроареса — страх, и вот чудесный гибрид невольно подался назад, споткнулся… но все же выровнял равновесие (и даже сумел убрать среднюю ногу из-под пальцев Персефоны — а та уже выпита Тартаром до той степени, что не может уже и поднять головы, и все же пытается бороться).

— Убери двузубец, дядюшка. Я отпущу Персефону, если ты отправишься в Тартар вместо нее. Не веришь? А ты посмотри на нее повнимательней. Она уже почти там. Ну, видишь?

На самом деле, Аиду почти не нужно смотреть. Один беглый взгляд на царицу — и начинается обратный отсчет.

Вот Афроарес небрежно тычет в нее древком копья.

Что отражается в четырех глазах гибрида? Кажется, разума там ни на грош, ну, а что еще — Аиду не разобрать.

В глазах Персефоны вот плещется безнадежность. В глазах Таната — туман, его почти физически тащит к клинку (который он бросил едва ли не второй раз в жизни), в левую руку вцепилась Макария, в ее глазах — страх за мать пополам с решимостью.

Геката застыла и как-то подозрительно завела руки за спину центрального тела, а Гера стоит перед ней и упирает руки в бока — видно, что эти двое что-то замыслили.

Они не знают, что такое Тартар. Не представляют, как быстро он затягивает добычу. Не понимают, что Аресу, в сущности, нужно всего лишь одно движение — распахнуть медные врата, и тогда оставшаяся без печатей Бездна начнет неторопливо засасывать все, как Харибда. Сбежать от нее несложно — но Персефона уже не успеет. Она слишком близко — и слишком уязвима. ее божественные силы еще не успели восстановиться после недавней истории с тотальным озеленением Подземного мира, и с каждой секундой их остается все меньше.

Поэтому нужно спешить.

— Ты, дядя, пока подумай, — самодовольно говорит Афроарес, одной рукой приподнимая вяло сопротивляющуюся Персефону за волосы, а второй и третьей придерживая ее за плечи. — Только быстрее, ее, кажется, уже засасывает.

— Не надо, папочка, — шепчет Макария, когда Аид, решившись, отпускает двузубец и легким, скользящим шагом идет вперед.

— Не надо, — бормочет его царица.

Надо.

Впереди — бездна Тартара, позади — друзья, брат, дочь, и никак по-другому, совсем никак, и он же столько раз наступал на эти грабли, что мог бы уже и запомнить.

Две тысячи лет безуспешных попыток — и осознание, что наука, кажется, впрок не идет.

И он, не умеющий прощать, не умеет и предавать, не умеет жертвовать кем-то, если можно — собой. И, кажется, Арес не первый, кто ловит его в эту ловушку. Неужто и в этот раз он снюхался с Деметрой Плодородной?

Ну, это вряд ли. Просто он, Аид, предсказуем — вот бестолковый гибрид и тот уже догадался, что нужно сделать, чтобы спихнуть дядю в Тартар.

Рецепт, на самом деле, простой:

1) Снимаем печати Кронидов.

2) Подманиваем к Тартару кого-нибудь из тех, за кого Аид готов пожертвовать жизнью, душой, бессмертием (желательно выбрать кого-нибудь наиболее беззащитного, потому, как личности это достаточно специфические).

3) Хватаем за шкирку и начинаем шантаж

4) Готово — Аид купился и радостно прыгает в Тартар. Все счастливы, обнимаются и танцуют. Все знают, от Ареса до Деметры, Владыка не начнет торговаться, не променяет свою и без того почерневшую душу на жизнь дорогого существа, он просто пойдет и отдаст себя за другого, всего. Целиком.

Ну, правда, отличный рецепт?

Ну, почти.

Потому, что на самом деле все они — предсказуемы.

Скользящий шаг, улыбка и тьма за спиной. Небрежно отброшенный в сторону двузубец. Довольный, торжествующий Афроарес отступает в сторону. Почти потерявшая сознание Персефона — гибрид торопливо убирает ее с дороги.

Аид подходит к вратам Тартара. Не обернувшись, торжественно, медленно опускается на колени. Касается ладонями податливой меди.

И мир замирает на вдохе.

***

До Афроареса доходило с трудом. Первым, кажется, был Танат — еще бы, он же видел процесс в прошлый раз. Следующей была Персефона — еще бы тут не понять, когда Тартар перестал пить ее силы, и она наконец смогла пошевелиться. Потом Геката, прорвав трепещущую в ожидании тишину, зашептала что-то Гере. Наконец тихо хихикнула Макария.

И только после этого в головах у Афроареса зашевелились какие-то подозрения:

— Дядюшка, мы что-то не поняли… — тандем покрутил головами, — ты собираешься прыгать в Тартар или как?..

Аид встал с колен и уже без какой-то торжественности отряхнул штаны от земли:

— Вообще-то я его запечатал, — признался он.

— В смысле?.. — ошарашено переспросил гибрид сразу двумя головами.

— Подошел, встал на колени, — любезно пояснил Владыка, протягивая руки за Персефоной, — и наложил печать. Понимаю, вам всем хотелось посмотреть, как я трогательно бросаюсь в Тартар ради моей царицы, но…

Афроарес вытаращил глаза и изрыгнул ругательства сразу из двух пастей. Аид отступил на полшага назад. Немного жаль, что не удалось забрать из лап Афроареса Персефону — гибрид слишком быстро очухался — но, по крайней мере, им можно было не опасаться Тартара. Для того, чтобы снять печать, потребовалась бы Аидова кровь, а он пока не собирался ее проливать. Как только они разберутся с Афроаресом, он позовет Зевса и Посейдона и они снова запечатают Тартар как было, а пока и так сойдет.

— …гнусная подземная сволочь! — закончил вдохновенную тираду гибрид и недоуменно огляделся в поисках Персефоны. Та как раз успела более-менее прийти в себя и отползти в сторону, а там ее закрыла призрачными телами Геката.

— Почти в порядке, — тихо сказала Трехтелая, осматривая царицу.

Аид молча кивнул; Афроарес схватился за головы:

— Ну что, так сложно дать отомстить?! — взвыл гибрид… и тут в его четырех глазах вновь отразилось торжество. Злобное и немного маниакальное.

Аид снова призвал двузубец — но не успел, гибрид прыгнул.

И тут они снова застыли как идиоты. Стояли, смотрели, как это создание скачет на трех ногах, завороженные этим живописным зрелищем, и — ровно как и тогда, на Олимпе, когда гибрид украл хтоний — не делали ни-че-го.

Даже сжимающий рукоятку двузубца Аид.

Даже нервно сложивший железные крылья Танат.

Даже изумленно моргающая Гера и так и вцепившаяся в Персефону Геката — да стоит ли и говорить о Макарии!

Они застыли всего на пару секунд — но этого хватило, чтобы Афроарес поднял меч Таната. А, нет, всего лишь попробовал — кажется, клинок обжег его холодом, и Афроарес, отбросив его, схватил саблю. Убийца, весь белый, бросился за мечом — едва ли он видел что-то вокруг себя. Едва ли он мог отражать удары.

И Афроарес это заметил.

Сверкающая сабля косо разрезала воздух — гибрид метил в горло; Аид швырнул вилы не глядя, толку все равно не было, сабля уже опускалась, она жадно искала плоть…

И нашла — но не шею Таната, а охотничий нож царевны. Макария оказалась быстрее и ближе всех, она подставила нож, отклоняя удар… сабля скользнула по клинку, и, сорвавшись, разрубила ключицу царевны.

Макария не кричала — кричала Персефона. Царевна лишь тихо ойкнула, теряя сознание — словно еще не успела почувствовать боли, а Афроарес уже бросил саблю, схватил хрупкое, обливающееся прозрачным ихором тельце и швырнул его к медным вратам в Тартар.

… они все бросились к Макарии — и Аид, и Персефона, и побелевший, забывший про свой клинок Убийца, — а Афроарес тоже метнулся с ними, но не к царевне, чья кровь снова сняла печать — а к вратам Тартара. Рванул створку на себя…

И время перестало существовать.

Сначала оно непостижимо ускорилось — да так, что секунды скакали десятками — потом вдруг замедлилось.