— Вадим, нам надо поговорить, — наконец решилась я.
Он даже не обернулся…
— Аня!
Погрузившись в свои мысли, я даже потеряла связь с реальностью.
— Что? — я растерянно посмотрела на Веру Степановну.
— Рост отца ребёнка какой?
— Метр девяносто пять, — заливаясь краской, ответила я.
— Ого, — протянул Семён Михайлович, — Тогда всё может быть…
Вадим
Я стоял у окна своей московской квартиры и рассеянно смотрел на снующих по улице людей. Мысленно я был не здесь…
Оставив Аньку в своей квартире, я сразу поехал в аэропорт. Я просто физически не мог находиться с ней в одном помещении. Она пыталась поговорить со мной, но я не мог… Злость сводила меня с ума, я боялся, что стоит мне начать разговор, — я сорвусь и наговорю ей то, о чём потом пожалею.
Мне надо было остыть и трезво взглянуть на ситуацию. Я пытался оправдать её поступок, но, блять…, я не находил аргументов в её пользу. Да, она была зла на меня, но скрыть от меня беременность! Этого я понять не мог.
Прошло уже две недели, а я всё ещё не мог осознать того факта, что скоро стану отцом. Отцом… Я улыбнулся. Мама сказала, что скорее всего будет мальчик. Сын! МОЙ СЫН! От моей раздражающей и сводящей с ума своим непредсказуемым поведением и… такой любимой Анютки.
Я не разговаривал с ней всё это время. Я каждый день звонил матери, справляясь о её самочувствии. Но это стало возможным лишь после того, как гнев матери по поводу того, что ей никто не сообщил о будущем внуке, остыл. Я не стал говорить ей, что и сам узнал об этом недавно…
Мы с Аней сами разберёмся в наших взаимоотношениях, не привлекая третьих лиц.
Глава 90
Аня
— Анечка, — раздался голос тёти Нади, когда я вернулась домой, — Мой скорее руки и садись кушать.
Я обречённо вздохнула. Мама Вадима окружила меня материнской заботой, граничащей с обожанием и фанатизмом. Моя мама и так квохтала надо мной как наседка, безумно утомляя излишним вниманием. А теперь их было двое…
Я зашла на кухню и с ужасом уставилась на стол, на котором было выставлено такое количество еды, что ею можно было накормить с десяток человек, — Тёть Надь, ну зачем вы опять столько наготовили? Кто это будет есть?
— Ты будешь! — отрезала она, — Тебе надо хорошо питаться. И моему внуку тоже, — она с обожанием уставилась на мой живот.
Я уселась за стол, уныло посматривая на растущую гору тарелок.
— Давай ешь. Чего сидишь? Потом мы с тобой гулять пойдём! На улице тихо, ветра нет. Тебе — самое то.
Я застонала. Они с мамой, видимо вступив в тайный сговор, заявлялись ко мне по очереди. Наваривая трёхлитровые ёмкости с едой и вытаскивая меня на вечерние прогулки. Хотя я с бОльшим удовольствием просто полежала бы на кровати. Но их было не переубедить.
Тётя Надя даже пыталась записать меня на фитнес для беременных. Мне стоило колоссальных усилий убедить её отказаться от этой идеи. Да и то это стало возможным только после того, как я подключила Веру Степановну и она сказала, что мне не нужны лишние физические нагрузки.
Но от вечерних прогулок я отделаться не смогла…
В перерывах между заботой обо мне и своём обожаемом внуке, женщины скупали в магазинах детскую одежду, игрушки и вообще всё, на что падали их алчные взгляды. Квартира была завалена пакетами, свёртками и коробками… На мои отчаянные попытки прекратить это безумие, женщины только раздражённо фыркали.
А ещё мама вязала. Лет на десять вперёд… Вязаные комбинезоны, шапки и кофты всех оттенков голубого, вносили свою лепту в царящий в квартире хаос. Громов, вероятно, обалдеет, когда увидит, во что превратилось его безупречное жилище… Если когда-нибудь соизволит приехать…
Апофеозом аттракциона безумия явился день, когда женщины заявились вместе с отцом Вадима, который тащил детскую кроватку и манеж. Всё это торжественно было выгружено в гостиной.
В этот день я прекратила попытки возражать обезумевшим от счастья женщинам. Даже кошка больше не пыталась напасть на них, видимо посчитав силы неравными, и предпочитала прятаться до тех пор, пока я не останусь одна, выпроводив заботливых родителей домой.
Под руководством мамы и тёти Нади кроватка и манеж были немедленно собраны отцом Вадима. На мои вопли, что это не пригодится в течение трёх месяцев, никто, естественно, не обращал внимания.