* * *
Проводив взглядом бодро ускакавшего Антона, «старики» продолжили разговор.
– Шур, а скажи честно, не страшно тебе? – спросил Фермер.
– Сань, а что боятьсято? Сам знаешь, наше дело солдатское, а суку эту, Гиммлера… Заодно станем почетными гражданами государства Израиль…
– Выто все время скачете, дела делаете, а я вот сижу на одном месте, и мысли всякие в голову лезут… А тут Гиммлер этот еще… Это же было уже все, и батя мой гдето взводом своим сейчас командует. Чудно… Я вот привыкнуть никак не могу. Да и историческая фигура Гиммлер этот…
– Ты что, предлагаешь мне тебе команду подать? Чтото типа «Майор Куропаткин, отставить рефлексию!»? Не выйдет, Саша. Ты что же, думаешь, меня все это не волнует? Волнует, а куда деваться? Попала нога в колесо…
Фермер тряхнул головой и, как будто отдав себе ту самую команду «Отставить рефлексии!», другим, деловым тоном сказал:
– Шур, ты ваших «конторских» всяко лучше меня знаешь, как думаешь, не пора на связь с Большой землей выходить?
– Я думаю – пора. Я с вечера, кстати весьма, озаботился… На, взгляни. – И он протянул Фермеру толстую тетрадь в черном дерматиновом переплете.
Тот открыл ее и прочитал надпись, аккуратно, крупными буквами сделанную на первой странице:
«Журнал боевых действий группы специального назначения „Рысь“».
На следующих двух страницах каллиграфическим почерком были изложены героические деяния двух (всего лишь двух!) минувших дней. С подробным указанием потерь противника, трофеев и собственных (а куда деваться?) потерь.
Командир вернул тетрадь Бродяге:
– Это ты правильно.
– А то!
– Ты как думаешь на связь выходить?
– Пойду, послушаю, на коротких волнах, может, поймаю чего. Просто так, с бухтыбарахты сеансы связи не получаются. Блин, как не вовремя дятел этот сбежал!
– Ты про Сотникова?
– Про него, молокососа…
– Ну, сбег и сбег… Чего уж теперь?
– Да я записку правильную хотел ему с собой дать. В нужном стиле, так сказать… А и хрен бы с ним, тут ты прав. Ладно, пойду я на «елку».
– Давай. А я посижу, прикину хрен к носу…
Посидев под «штабным» тентом еще десяток минут, Александр решил найти себе какоенибудь занятие. Это кабинетные ученые и рефлексирующие интеллигенты могут думать, спокойно сидя в кресле, а для человека, большую часть жизни проведшего «в поле», такая бездеятельность была непривычна.
– Несвидов!
– Я, товарищ майор! – Сержант откликнулся практически сразу.
– Пойдемка, сержант, «эмочку» посмотрим… Вдруг она на ходу…
– Пойдемте, товарищ майор.
– Ты инструменты из грузовика прихвати, вдруг пригодятся.
* * *
Пока Бухгалтер ходил за пивом… то есть за подмогой, я начал потихоньку разгружать танк: выкладывал снаряды на землю через эвакуационный люк, а затем откатывал их в сторону. Ворочать восьмикилограммовые унитары, свесившись вниз головой, было занятием несколько утомительным, поэтому за пятнадцать минут я выгрузил только четыре снаряда. Правы были классики, говоря о том, что специализация – ключ к эффективности производства! Так что я решил немного передохнуть, а заодно и понаблюдать за местностью.
«Интересно, почему же этот танк целехонький стоит и даже со снарядами? – думал я, разглядывая поле сквозь мутноватое стекло командирского перископа. – Пробоин нет. Все люки, кроме днищевого, закрыты. Снаряды не истрачены. Прям какойто „Летучий голландец“ белорусских полей!»
Поскольку ничего существенного в мое поле зрения пока не попало, я решил доложить командованию об успехе поисковой экспедиции. К некоторому моему удивлению, на вызов ответил не Фермер, а Казачина:
– Казачина в канале. Что хотел, Арт?
– Фермера дай!
– Обожди минутку, его еще изпод машины достать надо.
– Откуда? Вы чем там занимаетесь? – заволновался я.
– Все в порядке. Он от скуки решил «эмку» отремонтировать.
– Ладно, понял. Тогда не тревожь его. Передай только, что эклеры с начинкой мы нашли. Сорок шесть. Как понял?
– Понял тебя хорошо. Эклеры с начинкой. Сорок шесть. Дальше?
– Мы от вас на «ОдинКа» в направлении на «два часа». Нужна помощь в разгрузке. Как понял?
– Понял хорошо. Да не переживай, я записываю.
– Ну и славно. Отбой.
После разговора я выгрузил еще два снаряда и снова занялся наблюдениями. Взглянув в правый боковой перископ, я заметил группу людей, пригнувшись, идущих к танку на расстоянии какихнибудь пяти десятков метров.
«Ну что за беспечность! Так и на танке ктонибудь подъедет, а я, замечтавшись, и не замечу. Хотя обзорность в „тридцатьчетверке“ и вправду не ахти, книжки не врали», – подумал я и на всякий пожарный взвел «ППД».
Но при ближайшем рассмотрении подходившие оказались нашими бойцами, так что можно было расслабиться. Открыв верхний люк, я окликнул ребят:
– Эй, славяне! Что это мы идем, а не ползем?
Бойцы залегли, а потом послышался ответ Бухгалтера:
– Изза гребня холма нас с шоссе не видно. Я когда назад полз – проверил. Виден кусок у кромки леса и вершина холма. А так – быстрее.
– Понятненько. Давайте сюда. Двое – под танк, двое – внутрь. А мы с тобой пошли к вершине сползаем – за окрестностями понаблюдаем. Потом поменяемся. Нам, главное, снаряды из танка вытащить.
– Товарищ старший, то есть Арт, а как мы их тащить будем? В руках неудобно, только по два нести можно.
– А вон, на корме, чехол брезентовый. Раскатаем, десяток снарядов уложим и оттащим к кустам. Ты, главное, взрыватели из них выверни.
– Здравая идея. Так, может, я с бойцами останусь и буду сразу взрыватели вытаскивать?
– Хорошо. Как первый десяток готов будет – свистни.
С первым десятком снарядов, учитывая уже вытащенные мной шесть, мужики управились буквально за пять минут – я толькотолько успел добраться до «бэтэшки», подбитой на вершине холма. Трошин тихонько свистнул, но я знаками показал, чтобы они продолжили разгрузку.
Внезапно изза гребня холма донеслись голоса, и я залег за подбитым танком. Повернувшись к «тридцатьчетверке», я замахал рукой, показывая Трошину, что нужно спрятаться. Слава и еще один боец исчезли за корпусом танка.
«Странные какието голоса – писклявые…» – подумал я, прислушавшись.
– …дядько Пилип сказав, шо тот не помацаный, а етот, вишь, как разнесло… – сумел я разобрать слова.
По какомуто наитию я полез в нарукавный карман, куда положил «шпалы», снятые с тела подполковникаартиллериста. Достав две, я складным ножом торопливо проколол дырки в лацканах своей камуфляжной куртки и вставил «шпалы». Осторожно выглянув изза танка, я увидел двух пацанов, бредущих по полю. Один из них, тот, что постарше (на вид ему было лет десять), поучал второго – явного дошколенка:
– Дядько Пилип шо казав? У рэчки! А мы яшцэ не дайшли.
– Сашка, я стамиуся! – канючил второй. – Пачакай, одпачнем!
Подумав немного, я тихонько свистнул, привлекая внимание. Ребятишки остановились и стали оглядываться по сторонам.
– Эй, пацаны, давайте сюда! – позвал я их и помахал рукой.
– Ой, Сашка, хто ета? – Младший дернул за рукав старшего.
– Не бойтесь, я свой, советский. – Я постарался успокоить малышей.
– Кали советский, тады бумагу пакажь! – грозно сказал Сашка, загораживая собой мелкого.
Я большим пальцем показал на свои знаки различия.
– Ух ты! – сказал старший и тут же спросил: – А вы ад немца хаваетесь?
После чего приблизился ко мне шагов на пять.
– Не то чтобы прячемся, но опасаемся. Как у вас, немцы в деревне есть? – и я рукой показал на видневшуюся километрах в полутора деревушку.