– Товарищ старший лейтенант, я не подумал, некогда было… А кстати, что это у вас за форма такая?
– Секретная, для действий в лесах.
– А?
– Может, тебе прямую линию с Генеральным комиссаром, чтобы он тебе наши полномочия подтвердил? («Уф, кажись, понял, что не по чину ему вопросы мне задавать»).
Немного обогнав группу, я первым прибежал в лагерь.
– Саня, короче, это мент местный, парень вроде нормальный, но пусть его Бродяга «поколет»…
– Угум.
– Я – для него старший лейтенант ГБ, ты – майор. Остальные – тоже офиц… тьфу ты, командиры.
– Понятно. А ты чего бледный такой?
Тут только я понял, как же я устал за это короткое летнее утро.
– Слушай, иди перекуси и под тент ложись – поспи пару часиков. Я разрешаю. – Голос Саши так и сочится заботой.
– Слушаюсь, товарищ командир! – пробормотал я и на ватных ногах побрел к своему «шалашу».
Уже проваливаясь в сон, я слышал доносившееся издалека: «Майор госбезопасности Куропаткин! Докладывайте, товарищ старший лейтенант!..».
* * *
Проснулся я часа через два. Снилась мне всякая чушь про войну, немцев и переносы во времени. Однажды, когда за выходной я посмотрел все четыре части «Крепкого орешка», мне тоже всю ночь снилось, что я заложников в одно рыло освобождаю. Помню, проснулся, судорожно передергивая затвор на «ксюхе». [9]Жена тогда смеялась до слез. Ох, поиграем, домой приеду, и пойдем мы с Пашкой в зоопарк, давно ему обещал, но все никак не складывалось чтото. С этими радужными мыслями я полез изпод тента и шарахнулся головой обо чтото твердое. Твердое не перенесло столь наглой атаки и свалилось на меня. «Хм, „маузер“… Бродягин, что ль?» – подумал я, и тут мой взгляд уперся в характерный ствол МП38, торчащий изпод моего спальника. «Что за…?» – пронеслось у меня в голове, и в тот же момент из кустов вышел молодой парень, оправлявший белую гимнастерку, которую, как я помнил, до войны носили милиционеры.
– Проснулись, товарищ старший лейтенант? – весело поприветствовал он меня.
Действительно, на последних сборах, до которых я доехал в девяносто седьмом году, мне присвоили это звание, но какого черта?! Значит, не приснилась мне вся эта фантасмагория! И в зоопарк с сыном через три дня я не пойду… И вообще, неизвестно, буду ли я жив через эти три дня… Вот уж хрен! Буду!
Через час, вернув Дымову «наган» и отправив его в дозор, командир созвал Большой военный совет.
– Ну что, ребята, что делатьто будем? – начал он, обводя всех тяжелым, измученным взглядом. Даже наш несгибаемый Александр Николаевич, ветеран многих никем и никому не объявленных войн, попал в ситуацию, в которой он не знал что делать. Нет в уставе и специнструкциях разделов «Действия диверсионноразведывательной группы в тылу врага в семидесятилетнем отрыве от своих войск». Нету!
Первым слово дали Казачине как самому младшему, и к тому же у него был наименьший стаж в команде.
– Честно скажу, мужики, я пока не знаю, что сказать… Какие у нас варианты есть?
– Тогда давайте Тоху послушаем, как самого в этих альтернативностях и историчностях подкованного, – предложил Алик.
– Тоша, рассказывай! – попросил командир.
«Ну что все я да я? Мне бы нажраться и забыться… У меня сын маленький и жена молодая там остались… Знал бы, кто такую подляну устроил, – даже нож бы не доставал, так бы своими редкими зубами и загрыз!» – вот с таким винегретом в голове я и начал свою «эпохальную» речь.
– Обрисую всю глубину нашего анального падения, – усмехнувшись, начал я. Как говорит один из моих лучших друзей: «Он и на своих похоронах будет шутить… Чтобы народу скучно не было». – Начнем по порядку. Первое – будет ли возврат – нам неизвестно. Второе – привязан ли он к конкретному месту – мы не знаем. Третье – связан он с кемнибудь из нас – непонятно.
Что же нам известно? Нам известно, что мы – в начале июля одна тысяча девятьсот сорок первого года. Мы знаем, что советские войска – почти в двух сотнях километров на восток, за Березиной. Да и то они недолго там продержатся.
– Ну, последнее, до настоящего момента, было известно только тебе, – буркнул Док.
– Командиру и Бродяге с Люком – тоже. Они в училище должны были проходить… – парировал я.
– Тош, это когда было. Тридцать лет назад… – ответил любимый командир, – да и девками окрестными я тогда был больше озабочен, чем тонкостями оперативного искусства. Так что ты у нас теперь основной справочник.
– Ага, не хрен шкафами с книгами было хвастать! – подсластил пилюлю Док.
– Ладно, проехали, – весьма покладисто согласился я. – С вопросом «Кто виноват?» мы почти разобрались. Переходим к другому классическому вопросу – «Что делать?». Вот тут у нас широчайший выбор вариантов. Первый – сидеть на месте и ждать, что все само образуется. Правда, еды у нас на три дня и немцы вокруг. Да и через три месяца станет несколько прохладно.
Вариант второй. Активно врастать в окружающую действительность. Возможен подвариант: врастать, но регулярно являться на это место, в надежде, что перенесет обратно. Или неактивно врастать и проверять. Можно голосовать! Кто за первый вариант – прошу поднять руки!
Как хорошо, что друзья у меня – реалисты. Перспективы прожить неопределенный промежуток времени в лесу, в центре охваченной самой страшной из войн страны, они оценивали правильно, поэтому ни одной руки я не увидел.
– Что ж, переходим ко второму варианту. Активное врастание – это прорыв на ту сторону или создание партизанского отряда. Но можно и в полицаи пойти…
– Так, марсианину больше не наливать! – откомментировал мои последние слова Док. – Я так понимаю, хер официр шутит так плоско?
– Правильно, Сережа, понимаешь. Но я должен обрисовать все варианты. На ту сторону нам нельзя – у нас, кроме усов, лап и хвоста, других документов нет. Пока. Но можно нарисовать. Правда, как бы ни приукрашивали родную страну патриотические историки, шансов встать у нас лицом к грязной кирпичной стенке – несколько больше пятидесяти процентов. А я с такими шансами за стол не сажусь.
А вот в партизанском варианте смысла, на мой взгляд, больше. Зарекомендовать себя, обрасти легендой – и угу!
Бродяга откашлялся и взял слово:
– Ну, тема понятная нам и близкая. Только зачем ты пареньку этому – ментенышу – про спецгруппу НКВД наплел? Он же теперь на нас как на богов смотрит, разве что не уверен – мы сейчас пойдем Гитлера убивать или до завтра подождем… Особенно после того, как ты тех двух фрицев в ножи взял.
Поскольку, как потом выяснилось, о моих геройских похождениях Люк с Тотеном рассказали только Фермеру и Бродяге, остальные с некоторым недоумением уставились на ШуруДва.
– Непоняяял… Какие ножи? – Док был явно удивлен. Конечно, одно дело трындеть вечерком у костра, обсуждая собственную крутизну, или флудить на форумах в Интернете, и совсем другое – внезапно узнать, что сегодня рано поутру твой друг зарезал двух человек, после чего спокойно устроил себе сиесту. Я его гдето понимаю… Я, честно говоря, сам от себя охреневаю.
– А ты думаешь, откуда у нас карабины взялись? Из сельпо? Или они в здешних лесах сами через мох пробиваются? – осадил Серегу командир. – Тоха и Люк сегодня по холодку пробежались и трех немцев завалили. Но к делу это сейчас отношения не имеет. Продолжайте, товарищ старший лейтенант.
– Саш, а что так официально? – удивился я.
– Не понимаешь? А пусть все привыкают. Я – майор ГБ, ты – старший лейтенант, Люк и Шура – летехи… Хотя для Бродяги такое звание – это несерьезно… Капитаном будешь?
– Ну, поармейски – это подпол… Пойдет, как раз мое.
– Далее. Тотен и Казачина – сержанты. Ну а Док – ты кто у нас по военноучетному столу?