Виктор фыркнул, ещё больше усилив сходство.
— Нель, не сердись. Ты не представляешь, как было здорово!
С лёгкой улыбкой прохожу в глубже комнату, скидывая мокрый пиджак, зябко передёргиваю плечами. Сзади кто-то бережно накидывает мне на плечи тёплое одеяло, мгновенно окутывающее всё замёрзшее тело блаженным теплом. Довольно урчу. Оборачиваюсь.
— Спасибо, Рудольф. Ну, как вы себя чувствуете?
Короткий кивок и улыбка, видимо означающие, что просто замечательно. Мне остаётся только фыркнуть — ну кто бы сомневался! В серых глазах, которые теперь отливают не сталью, а какой-то незнакомой мягкостью, светится невысказанная благодарность. Наклоняю голову — не все вещи необходимо говорить вслух. Ведь молчание порой бывает намного более красноречивым.
— Вот и прекрасно! Значит, жизнь продолжается и жить стоит весело. Нельчик, солнышко моё, не можешь поинтересоваться, что у нас там с ужином?
С наигранно возмущённым восклицанием о некоторых безответных личностях Неля гордо выходит, не выдержав моего щенячьи умоляющего взгляда.
— Блинчики и суп! — доносится из соседней комнаты и мы стремительно подскакиваем с места, чуть ли не наперегонки добираясь до заветного стола, от которого уже тянет таким знакомым ароматом здоровой деревенской пищи.
— Ладно, мальчики и девочка, — сыто откидываюсь на спинку стула перед тем как подняться на ноги. — Иду я почивать и навёрстывать упущённый сон. Выедем к следующему объекту завтра утром. Виктор, на тебе машина. И не поубивайте тут друг друга без меня.
Дружный смешок в ответ. Скрыв довольную улыбку, прохожу в комнату и заваливаюсь на кровать. А вот теперь можно и отдохнуть, иначе мой организм совсем на меня обидится.
Спать. Ну наконец-то.
…Настойчивое поскрёбывание в дверь выдёргивает из приятной дрёмы. Вспомнив, что леди даже наступив на кошку всегда называет её кошкой, проглатываю нелицеприятное высказывание и отзываюсь мрачным "Не заперто".
Тихо входят Дёмин и Неля. Лица обоих подозрительно невеселы.
— Ну что ещё стряслось? — сама настораживаюсь в предчувствии чего-то весьма нехорошего, что сейчас вывалится на мою бедную головушку. — Что-то с Онезоргом?
Виктор коротко кивает, затягиваясь сигаретой. Неля отворачивается к окну.
— Ты же про пакет тот, что пришёл из штаба вчера, так и не знаешь ничего, — буркнул Дёмин. — А там для нас весьма конкретные указания, дабы после окончания разминирования мы передали Рудольфа в ближайшие органы НКВД. И никаких вариантов.
Вот так вот.
Откидываюсь на подушку. Конечно, я предполагала нечто подобное, но всё равно на душе остаётся горький осадок. И стыд, ибо это ни что иное, как навязанное предательство. Но суть-то от этого не меняется.
— Что будем делать, Оль? — тихо спрашивает Неля. Всё ещё не поворачивается, словно боясь посмотреть мне в глаза и увидеть там железную принципиальность палача.
— Что делать, что делать… Пока ничего не делать, вести себя тихо и не нарываться.
— А потом? Ты же понимаешь, что рано или поздно…
— А потом будет побег! — рявкаю, не сдержавшись. Они что, действительно думают, что я так просто сдам друга? Даже не попытавшись ничего изменить?
…Дубина несчастная, на что ты подписываешься! Ты же прекрасно знаешь, что тебе строго настрого запрещены вмешательства в дела этого времени. Запрещено — железным табу — изменять чужие судьбы. Так какого чёрта ты уже вторично собираешься это сделать?!
Может потому что время обыграть проще, чем свою совесть?..
— Ольга, ты сама из НКВД. Если Онезорг исчезнет, то в первую очередь пострадаешь ты, а не мы. Ты — потому что не уследила. И просто напросто вместо него тогда расстреляют тебя — за измену Родине, — Дёмин говорит отрывисто, резкими рваными движениями затягиваясь сигаретой. — Тебя устраивает такой вариант?
— А другого нету, — зябко обхватываю себя за колени. — Нету, Витя. И давайте пока не думать об этом. Как говорил мой учитель — надо решать проблемы по мере их поступления. Впереди ещё целых две мины, причём наиболее сложные, по словам Рудольфа. Так что тебе в первую очередь следует думать, как их обезвредить и самому при этом выжить. А тут я тебе уже ничем помочь не смогу, хотя, поверь, очень хотела бы.
— Интуицию свою слушай больше, — он нервно выкидывает окурок. — Мы ещё вернёмся к этой теме. Должен быть другой способ.
— Если только товарищу Сталину личное письмо написать, — устало фыркаю. — Всё, товарищи мои дорогие, идите-ка вы спать. Завтра опять сумасшедший денёк.
Когда они молча выходят, сворачиваюсь клубочком на кровати, с головой укрывшись тонким, изъеденным молью пледом. Не за то они беспокоятся: высших органов мне бояться нечего — в любую секунду можно активировать машину времени и исчезнуть из этой эпохи. Вопрос только в том, что ожидает меня в будущем. Уже не моём будущем.