Всё это весьма грустно, однако.
Тихий стук в дверь.
Беззвучно чертыхаюсь, в мыслях поминая "Дёмина и K°" нехорошим словом. Мне это уже начинает порядком надоедать. Моя скромная персона явно не заслуживает такого количества внимания. Или они сегодня просто сговорились не давать мне заснуть?
— Не заперто!… Рудольф, а вы-то что тут забыли?!
Он словно не замечает мой изумлённый вопрос. Или, что банальнее всего, решает не обращать внимания на подобные мелочи.
— Я думал, что вы тоже не спите.
— Вы ошиблись, — недовольно бурчу, протирая глаза. — Я вполне наслаждалась жизнью, лёжа в этой замечательной кроватке. Ну ладно, раз уж всё равно разбудили… что-нибудь случилось?
Онезорг чуть поднимает голову.
— Я хотел поговорить… о том, что случилось сегодня.
Ой как нехорошо… А вот мне об этом говорить ну совершенно не хочется. Прямо-таки не испытываю ни малейшего желания. Ни объяснять причины своего идиотского с точки зрения здравой логики поступка, ни это странное совпадение, по которому я оказалась в столь нужном месте в столь нужное время. Эх, говорила мне мама…
— Как вы узнали, что может будет взрыв?
Прям допрос какой-то. Особенно меня впечатлила постановка вопроса — что ни скажи, всё равно ты уже виновен зараннее. И соврать ведь, когда мне глядят прямо в глаза, я не смогу. Ну не умею и всё тут. Как будем выкручиваться, Оленька?
— Я не знала. Только предположила. Называйте это предчувствием, интуицией, как вам будет угодно. Это всё, что вы хотели узнать?
Почти правда. Но дальше отвечать и пускаться в ненужные объяснения просто опасно. Можно ненароком рассказать больше, чем разрешено. Хватит с него и этой информации.
Чуть заметное недоверие во взгляде. Выдерживаю зрительный контакт — это моё право.
— То, что вы назвали магнитом… Я никогда не видел магнит такой мощности и такого размера. Что это было на самом деле?
— Ну знаете! — изображаю искреннее возмущение. Особо стараться даже не приходится, честно говоря. — Вы же не рассчитываете, что я вам расскажу о всех секретных разработках Советского Союза. Это было бы по меньшей мере нерационально. Так что прошу меня извинить, но на этот вопрос я отвечать не вправе. Тем более, что прибор всё равно безвозвратно утерян.
Несколько минут молчания. Обдумывает мои слова или размышляет над следующей ходом. А я ведь так и не научилась играть в шахматы, к моему большому сожалению.
— Почему вы уехали сегодня?
Прикрываю глаза. Наверное, я всё же ожидала, что он это спросит рано или поздно. Не мог не спросить. Значит, для него это тоже важно. Как и для меня, впрочем.
— Мне надо было подумать.
— Подумать? О чём?
— О вечном! — огрызаюсь. И только попробуй спросить что-нибудь ещё!
К счастью, ему всё-таки хватает тактичности не настаивать на продолжении. В комнате царит полумрак, и я не могу видеть выражения его лица. К сожалению. Было бы довольно занятно наблюдать его реакцию на свои слова.
— Вы, наверное, не верите в Бога… — тихо произносит Онезорг. Пожимаю плечами.
— Верю.
Он поднимает голову, во взгляде читается удивление. Ну что же, в принципе, я его понимаю — в такое время, в Советском Союзе, да ещё и на такой должности… Немного не соответствует моей легенде. Ну да ладно. Врать в таком вопросе непозволительно.
— Я не знаю, как сказать… Когда я ехал в Россию, я думал, что обязательно умру здесь. Я был готов к этому. Но вы… дали мне надежду. Не только потому, чтовы всегда спасате мне жизнь. То, как вы говорите со мной, смотрите — без ненависти, без страха. Я уже начал думать, что это какой-то знак свыше…
На смену моему искреннему восхищению такой длинной речью приходит лёгкая улыбка. Все детали подмечены верно, только вот выводы сделаны неправильные. Но приятно, отрицать не стану. Кому ещё выпадет честь услышать подобный комплимент. Пусть даже и посередине ночи, когда безумно хочется спать.
— Не преувеличивайте мои заслуги, Рудольф. Меня просто учили верить в человека, а не в вождя и не пытаться подстроить всех под свою планку. Вот и всё отличие.
Ещё пауза. Смотрим друг на друга. Я не выдерживаю первая.
— Давайте уже спать, а? Завтра действительно, тяжёлый день. Особенно для вас.
— Для меня? — он чуть улыбается, наклонив голову. — Я уже перестал бояться, Ольга. Ведь вы же рядом. Значит… значит всё будет хорошо.