Она засмеялась, не поднимая глаз.
— Уж не сердитесь ли вы? — допытывался он.
С тех пор как Уорды ушли в религию, взгляды Мэри заметно полевели. И теперь, в эпоху Рейгана, она и Брауны иногда оказывались по разные стороны баррикад.
— Оуэн, из-за чего мне сердиться? — Она засмеялась.
— Я не знаю, — пожал плечами Браун. — Но тогда почему мы так неловко чувствуем себя?
Она покраснела, как подросток.
— Ты очень скован, — сказала она. — Это понятно. Энн говорила, что ты переутомился.
— Так, значит, дело во мне?
— Да. — Она по-прежнему не поднимала глаз. — Тебе надо отдохнуть. Для этого ты и приехал сюда.
Браун вздохнул и отправился спать. На полке в комнате для гостей он обнаружил историю вьетнамской войны Стэнли Карноу и принялся листать ее. Он уже читал книгу прежде, но ему и сейчас не удалось от нее оторваться. Когда перед самым рассветом Уорд пришел разбудить его, он все еще читал.
Легкий навесной мотор деревянного каноэ понес их на восток. Когда солнце поднялось, Уорд поймал щуку на незазубренный крючок. Рукой в резиновой перчатке он схватил ее за голову и снял с крючка. Рыба забилась, пытаясь освободиться, и это ей удалось. Она ушла на свободу.
— Прелестная разбойница, — произнес вслед ей Уорд.
Они поговорили немного о своем друге Тедди, который попал в тюрьму за то, что, напившись, стал виновником автодорожного происшествия. Трудно было представить, как он там.
Днем возле устья ручья они поймали четырех гольцов на обед. Для ночевки они выбрали небольшой островок и поставили палатку на открытом берегу, откуда можно было видеть закат и где их не так одолевали комары. В двадцати футах от их лагеря опустился попить воды хохлатый дятел. Когда разгорелся костер, Уорд принялся за свой бурбон, а Браун взялся чистить рыбу.
— Выпей, Оуэн, — предложил Уорд.
— На меня не действует спиртное.
— Выпей, черт тебя побери.
Быстро закончив с ухой и вымыв руки, Браун сел возле костра и взял чашку с бурбоном и озерной водой, чтобы не обижать друга.
— Мне кажется, что Мэри сердится на меня, — решил выяснить отношения Браун, выпив бурбона. — Но будь я неладен, если знаю почему.
Уорд проворчал:
— Сердится на тебя? Еще чего придумал! Как раз наоборот.
Чтобы освежиться после выпитого виски, Браун плеснул в лицо водой из котелка.
— Итак, теперь ты знаменитость, — провозгласил Уорд. — О тебе пишут в журналах. — "Спортс иллюстрейтед" опубликовал очерк о предстоящей гонке с фотографиями претендентов. — Полагаю, от женщин не будет отбоя.
— Полагать не возбраняется, — отшутился Браун.
— Надеюсь, у тебя хватит ума, чтобы не клюнуть на это.
Они запекли рыбу в глине и ели ее с хрустящей картошкой, которую захватили с собой. Пообедав, вымыли посуду и забросили свои припасы на высокий сук на тот случай, если медведям взбредет в голову прийти искупаться. Виски Уорд оставил при себе.
— Вчера вечером трудно было говорить, — произнес Браун, глядя на костер. — И не удалось расслабиться.
— Тяжесть великих событий, — заметил Уорд. — Предстоящих великих свершений.
— Но я вчера почти забыл об этом, выбросил из головы.
Уорд молча кивнул. На дальнем озере прокричала какая-то птица.
— Это переворачивает всю мою жизнь, — заявил Браун.
— Могу себе представить.
— Решение пришло самым любопытным образом.
— Надо думать, — бросил Уорд.
— Если бы я верил в провидение… — начал Оуэн и осекся. — Послушай, Базз, ко мне приходит то, чего я хотел. Такое случается нечасто.
— Ощущаешь подъем, так?
Брауна одолевал сон, и он привалился спиной к стволу дерева.
— Плохое не приносит радости.
— Тут ты прав, — согласился Уорд. — Я знаю это по себе.
— За всю мою жизнь только Энни привлекала меня с такой же силой.
— Оуэн, — задумчиво произнес Уорд, — мне кажется, что это хорошо, когда человек стремится к тому, чего хочет. Если только он точно знает, что ему действительно хочется этого.
— А вот в этом-то как раз весь фокус!
— Да, весь фокус в этом, дружище. Они смотрели на догорающий костер.
— Иногда я не чувствую в себе уверенности, что смогу потянуть эту гонку, — вдруг признался Браун. — У меня нет такого опыта.
— Тебе видней, — спокойно заметил Уорд.
— Ты думаешь, я смогу?
— Не знаю. Если сомневаешься, то, может быть, тебе не следует браться за это!
— Теперь уже слишком поздно. — Браун засмеялся.
— Ты не один, — напомнил Уорд. — На тебе ответственность за Энн и Мэгги.
— Да, я знаю. — Он налил себе немного виски и, поморщившись, выпил. — Я кругом обязан, за все отвечаю. Не обращай внимания. Со мной все будет в порядке.
— Опять набрался, — пробормотал Уорд, неуверенно вставая на ноги.
— Подожди минутку, Базз, — попросил Браун. Уорд прислонился к стволу дерева. Браун смотрел на него через пламя костра.
— Ты пять лет провел в тех лагерях во Вьетнаме. Как тебе удалось выжить?
Уорд медленно сполз по стволу на землю.
— Романтик чертов, — пробормотал он, — что ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?
— Расскажи, как тебе удалось это. Прежде я никогда не просил об этом.
— Что ж. — Уорд немного подумал и серьезно объяснил: — У меня всегда была при себе палочка, чтобы чистить зубы. Думаю, что она и сыграла основную роль.
— То, как ты выжил, помогло тебе стать таким, какой ты теперь, — настаивал Браун.
— Что за чушь, Оуэн. Что ты хочешь сказать этим, черт возьми?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Ты заблуждаешься.
— В тебе и всегда было что-то такое, что вызывало восхищение. У других. У нас, у Тедди и у меня. Но оттуда ты вернулся каким-то особенным, энергичным, воспрявшим. Невероятно.
— Тебе так представляется это?
— Не только мне, Базз.
— Я там лишился всего, приятель. Разве что только не жизни. Это было единственное, что придавало мне силы. Большинство людей не знают, что значит выжить.
— Ты даже представить себе не можешь, какой дерьмовой была моя жизнь, — быстро заговорил вдруг Браун. — Какой бескрылой и гнусной. Мне просто необходимо обрести такие силы, как у тебя.
Уорд вздохнул.
— Оуэн, каким ты был, таким и остался. Жизнь ничему не научила тебя за двадцать лет.
— Я сохранил надежду. Если ты это имеешь в виду.
Уорд пристально посмотрел на него.
— Хочешь, чтобы я раскрыл тебе тайну жизни, приятель?
— Вот именно, пастор, хочу.
— Дорожи своей жизнью. Какой бы дерьмовой она ни была. Дорожи своей семьей. Война кончилась, и ты жив. Дорожи жизнью во имя тех, кого нет. — Он опять поднялся на ноги. — Вот так. Надеюсь, что все это не покажется тебе таким уж бескрылым.
Уорд собрался уходить, но Браун остановил его.
— Базз, что мне делать? Идти мне на эту гонку или нет?
Уорд отвел глаза.
— Я спрашиваю тебя потому, что ты знаешь предел человеческих возможностей, настаивал Браун. — И ты знаешь меня.
— Лучше бы ты не спрашивал меня об этом, — проговорил Уорд.
— Каким будет твой ответ?
— Я не буду отвечать тебе сейчас. Я могу ошибиться. Если решу, что знаю ответ, я напишу тебе.
— Спасибо, Базз.
— А лучше — спроси у Энн, — посоветовал Уорд. Браун покачал головой.
— Я не задаю ей подобных вопросов. Она надеется, что я знаю себя, и не обрадуется, услышав мои цыплячьи сомнения и рассусоливания.
— Я скажу тебе одну вещь, в которой я уверен. Твоя жена знает тебя лучше, чем тебе кажется.
Браун рассмеялся.
Посреди ночи его разбудил странный и жуткий звук, раздававшийся рядом. Почти мгновенно он почувствовал, что один в палатке. И тут же он услышал этот звук снова — безумный вой загнанного зверя где-то на берегу озера. Он выбрался из спального мешка, нащупал фонарик и выполз из палатки.
От костра остались только тлеющие угли, но света луны, отражавшегося в озере, хватало, чтобы разглядеть очертания его дальнего берега. Когда звук послышался вновь, Браун понял, что это Уорд: стоя по щиколотку в озере, он тихо выл на луну.