На секунду ему показалось, что он может справиться с наваждением. "Я отправлюсь домой, — думал он, — пока я на самом деле не принял гнездо крабов за жену. Пока я не стал довольствоваться привидением вместо жены". Но ему было ясно, что возвращаться слишком поздно. Он уже был другим человеком с другой судьбой.
59
Стрикланд направлялся в офис капитана Риггз-Бауэна. На лужайке Саутчестерского яхт-клуба цвели бледно-желтые нарциссы, из кустов белой акации доносились трели какой-то певчей птицы. Ему припомнилась пропитанная духами, алкоголем и звуками волынки атмосфера, царившая здесь прошлой осенью.
Капитан заваривал на мармите чай «тайфу». Он был в белом ирландском пуловере и бордово-золотистом аскотском галстуке — это был первый «аскот», попавшийся Стрикланду на глаза за последние годы. На столе у капитана стояли флаги, среди них он заметил национальный американский и английский военно-морской. В рамке на стене за столом красовался документ с арфами и якорями Королевского ирландского яхт-клуба.
Капитан Риггз-Бауэн пил чай с сухим молоком. Стрикланд предпочитал с лимоном.
— Ну вот, — проникновенным голосом проговорил капитан, — он на переднем крае, ваш человек. Вы должны быть довольны.
— Да, — отозвался Стрикланд. — Мы довольны. Может быть, теперь у вас будут какие-нибудь комментарии по поводу Гонки для нашего фильма?
— Я испытываю искушение прокомментировать гонку, — признался Риггз-Бауэн. — Но пока не буду делать этого.
— Как ему удается это? Что вы думаете?
— Интересный вопрос. Я бы тоже хотел это знать.
— Его яхта, должно быть, лучше, чем вы думали.
— Х-мм… — Капитан уклонился от ответа.
— Такое возможно?
— Я в полной растерянности, Стрикланд. Совершенно сбит с толку. Нам придется искать ответ в его бортовом журнале. Надо будет тщательно разбираться с его записями.
— Зачем?
Риггз-Бауэн с невинным видом посмотрел за окно, где стоял весенний день.
— Ну, за тем, чтобы найти там секрет его успеха. — Он повернулся к Стрикланду с уверенной улыбкой на лице. — Разве нет?
— Когда все закончится, вы предстанете перед нашей камерой?
— Когда все закончится — да. У вас может получиться более сенсационный фильм, чем вы думаете.
— Вы держитесь так, словно знаете какой-то секрет.
— Вы ошибаетесь. Я не знаю ничего такого, что не было бы известно вам.
— Ладно, но вы же видели отчеты, которые он присылает. Не могли бы вы обобщить их?
— Его отчеты довольно бесцветны. В них отсутствуют детали. А скорости отличаются большим разбросом. Так что очень трудно сказать, что происходит.
— Я не понимаю почему. Ведь он вполне владеет словом.
— Я тоже не понимаю.
Стрикланд смотрел на Риггз-Бауэна, ожидая дальнейших слов.
— Я не думаю, что он наслаждается жизнью, — продолжал капитан. — Я не думаю даже, что он получает удовольствие от плавания. Некоторые из них, знаете ли, отправляются туда, чтобы пострадать.
— Я думаю, что он в некотором смысле философ.
Риггз-Бауэн рассмеялся.
— Так считает его жена?
Стрикланд, не отрываясь, смотрел в чашку.
— Она боготворит его, — сообщил он капитану. — Он для нее — свет в окне.
— Счастливчик, — усмехнулся Риггз-Бауэн.
Направляясь к своему автомобилю, Стрикланд чувствовал, что его угнетает ласковая весенняя погода. Он мчался к Энн, переживая приступ отчаяния. Не оставалось никаких сомнений, что никому на свете не было никакого дела до гонки, затеянной Мэтью Хайланом, и до странствующего Оуэна Брауна.
Оставив машину у подножия холма на почтительном расстоянии от дома, он прошелся пешком и вошел через кухню. Она одевалась наверху, в спальне.
— Рон?
— Ты угадала.
Он налил себе виски и прошел в гостиную. На каминной полке стояла фотография Оуэна, только что получившего начальное воинское звание младшего лейтенанта и чуть ли не завернутого в государственный флаг США. "На каком-то этапе, — подумал Стрикланд, — надо будет проделать нечто подобное с флагами и вымпелами".
— Где ты оставил машину? — спросила она сверху.
— В нескольких милях, — ответил он. — А потом я не думаю, что здесь это кого-то интересует.
Он поднялся со своим стаканом наверх. Энн лежала на кровати в джинсах. Рядом валялась сложенная газета. Ему показалось, что она чем-то озабочена и напряжена. Впервые за много дней он стал заикаться в ее присутствии и на какую-то секунду почувствовал ее нетерпение.
— Я… ездил на встречу с Риггз-Бауэном. Думал, что смогу уговорить его сняться в фильме.
— И тебе удалось это?
— Нет.
— Очень плохо, — заметила она.
— Это действительно очень плохо. Ему есть, что сказать, но он изображает из себя надутого индюка.
— Это тебя возмущает?
— Я думаю, что это не к лицу человеку, который не пьет.
В музее «Метрополитен» проходила выставка картин Уинслоу Хомера, и он решил, что им надо посетить ее. Взбегая с ним по ступенькам музея, она на мгновение почувствовала себя школьницей из провинции, выбравшейся на день в город. Ей было забавно узнать, что Стрикланд, оказывается, член "Метрополитен".
В галерею, где были выставлены картины Хомера, он вел ее за руку, и это почему-то вызывало в ней ощущение обреченности. Как только взору открылись морские пейзажи на стенах, она вырвала у него руку.
— Ну и как тебе эта мазня? — спросил Стрикланд. На картинках в первом зале океан бился о берег в Праут-Нэк.
— Что ж, — отозвалась она, — по крайней мере, мне знакомо то, что изображено здесь.
— Только не строй из себя мещанку, пожалуйста.
— Хочешь прочитать мне лекцию?
— Точно. — Стрикланд, взяв ее под руку, подвел к самой большой картине. На ней были изображены четыре женские фигурки, стоящие на скале возле бушующего моря. — Океан свирепствует. Стихия неудержима. Женщины подавлены ее мощью. Конец девятнадцатого века, Эрос и Танатос, Красная Вселенная. Картина передает атмосферу пошатнувшейся нравственности. Ты видишь это?
— Думаю, что да.
Она и вправду сама была вполне способна увидеть то, что, по его словам, выражала картина. Ведь океан был ее старым знакомым.
— Взгляни на женщин, — говорил он. — Они выведены из равновесия и обращены в разные стороны, словно слышат разные голоса.
— Там действительно есть все это?
Он опять стал заикаться.
— К… конечно, есть. Это передается композицией. — Хорошо одетая латиноамериканская пара, стоявшая перед соседней картиной, бросила на них осуждающий взгляд.
— Ты злишься?
Стрикланд в отчаянии рассмеялся.
— Нет конечно.
— Ты прав, — заметила она, рассматривая картину. — Я вижу это.
К тому времени, когда они обошли все шесть залов, океан рябил у них в глазах. Приглушенные цвета в стиле Мане принадлежали миру, который теперь был потерян для нее. Она чувствовала себя закутанной в шаль, как та женщина на первой картине, стоящая в оцепенении у воды.
После осмотра Энн уговорила его зайти в кафетерий и выпить вина. Они сидели на застекленной веранде и слушали, как шумит вода в фонтане. Вид у Стрикланда был недовольный.
— Мне понравились картины, — подчеркнула она. — Я увидела то, что ты хотел, чтобы я увидела. Так в чем дело?
— Я не знаю, — ответил он. — Счастливая творческая судьба раздражает меня.
— В жизни Уинслоу Хомера, очевидно, было очень много несчастия, Рон. Пусть это успокоит тебя.
— Это не помогает, — сказал Стрикланд. — К тому же он прожил долгую и благополучную жизнь. И умер в богатстве и славе. Исполнив все, что задумал. Этого вполне достаточно, чтобы выжать из себя слезы умиления.
— Разве у тебя недостаточно успехов?
— Ах, — отмахнулся Стрикланд.
Энн допила свое довольно скверное шабли.
— Что не дает мне покоя, — сказал Стрикланд, — так это то, как из такой скукотищи, как вода, можно делать такие захватывающие вещи.