— Что-нибудь не так?
— Нет-нет, — ответила она. — Мне просто хочется домой.
— Я почему-то знал, что так и будет, — вздохнул Стрикланд.
— Не принимай это на свой счет. Так просто удобнее. — Она обошла вокруг кровати и села на нее, стиснув руки коленями, — Дел теперь будет все больше и больше.
— У меня такое ощущение, словно ты вытравливаешь меня из своей души.
— Он возвращается домой, Рон.
— Ты разговаривала с ним?
Она покачала головой.
— А хотела бы?
— Я боюсь.
— Чего?
— Что он, не дай Бог, узнает, — сказала она. — Что он почувствует что-то.
Стрикланд поморщился.
— Неужели ты серьезно надеешься продолжить вашу жизнь как ни в чем не бывало? Тебе не удастся это. Поверь мне.
— Я должна попытаться. Если смогу.
— Ты сошла с ума. В тебе не найдется столько лицемерия.
— О, найдется, — возразила она. Он засмеялся.
— Ты не знаешь, что говоришь. Ты не способна на это.
— Извини. Но я должна.
Она смотрела, как он силится произнести что-то важное.
— К слову сказать, — удалось выдавить ему, — ты не можешь поступить так со мной.
— Ну, зачем же так. — Она махнула рукой. — А потом, твоя жизнь не для меня. Я слишком проста для нее, Рон. Я не принадлежу к таким, как ты.
— Ты шутишь, должно быть.
— Рон, — проговорила она, — я обожаю тебя и всегда буду…
Стрикланд прервал ее.
— Пожалуйста, не говори этого.
— Но все это безнадежно. — Она посмотрела на него с отчужденной улыбкой. — И невозможно.
— Почему?
Этот робкий и пронизанный болью вопрос отрезвил их обоих.
— Тебе известно это не хуже меня.
— Ты ошибаешься.
— Ну давай посмотрим, — продолжала она. — Взять хотя бы эту вечеринку, к примеру. Ты ходил в этой толпе, как в музее. И реагировал соответствующим образом. Я не могу быть столь беспристрастной, подобные мероприятия слишком тяжелы для меня.
— Да что мне эти вечеринки, Энн? Ты думаешь, подобные глупости что-то значат для меня?
— Нет, мой дорогой, не думаю. И тем не менее.
Стрикланд подошел и сел рядом, что было не похоже на него.
— Неужели ты не видишь, — спросил он, — какой великолепной командой могли бы стать мы с тобой? Какой была бы у нас жизнь? Сколько радости могли бы мы испытать вместе?
— Радости? — Она удивленно посмотрела на него и засмеялась.
— Возможно, это звучит несколько легкомысленно, но я не знаю, как выразиться иначе.
— Мне очень жаль, — сказала она.
— Я много путешествовал, Энни. И знаю, что это как раз то, чем хотела бы заняться ты. Я отношусь к этому серьезно. Мне казалось, что нам мог бы представиться шанс пожить приличной жизнью.
— Я понимаю.
— Разве тебя не интересует такая жизнь?
Она беззвучно рассмеялась.
— У меня нет амбиций такого уровня.
— Я не могу позволить тебе вернуться в прежнюю жизнь и служить половиком этому чертову зануде. Это оскорбляет меня. Это противоестественно.
Чтобы удержать его от дальнейших слов, она прижала свои пальцы к его губам, как в тот зимний вечер несколько месяцев назад.
— Хватит слов. Хватит переживаний.
Он дал ей увлечь себя ласками, и они занялись любовью. Она отдавалась ему всем своим существом и чувствовала, что и он тоже, не помня себя, страстно желает навсегда привязать ее к себе. Радость этой близости рождала в ней веру, что их отношения могут продолжиться. Но стоило ей оторваться от него, как она уже знала, что ничто невозможно. Он уснул, обессиленный, а она лежала без сна и плакала, потому что это было в последний раз.
Всю следующую неделю она держала телефон на автоответчике и не отвечала на его звонки. Она знала, что в конце концов он придет. В среду она обедала с Даффи в ресторане напротив железнодорожного вокзала в Согатаке. Говорили о возвращении Оуэна.
— Привлечь его к радиобеседам не составит труда, — объяснял публицист. — Мне нравится идея вашего участия в них. Например, за неделю до его возвращения.
— Нам пока нечего предложить, — проговорила она. — Позднее у нас будет наш видеофильм. И его книга.
Вид у Даффи стал озадаченный.
— Честно говоря, я подумал, что Оуэну надо будет отдохнуть. Он говорит по телефону так, словно пребывает в прострации. Вам не кажется?
— Я не знаю. Мы не разговаривали.
— Не разговаривали?
Она покачала головой.
— Ну что же, мир не будет ждать, — помедлив минуту, объявил Даффи. — Нам надо ковать железо, пока горячо.
Им с Даффи, ирландцам по происхождению, было легко в обществе друг друга, но от этого лишь явственнее ощущалась та нервозность, которая в них обоих нарастала.
— Как идет работа над фильмом? — поинтересовался Даффи, пробегая глазами один из своих пресс-релизов.
— Нормально. Готовимся к последней сцене.
— Будете скучать по роли звезды?
Она скосила на него глаза.
— Что вы имеете в виду, Дафф?
— О, я всего лишь хотел сказать, что вам, наверное, будет не хватать внимания.
— Это будет прекрасно, — ответила она. — В мире опять наступит затишье.
Когда они расстались на вокзальной автостоянке, она крикнула ему вслед:
— Попросите Оуэна позвонить мне. Думаю, хватит ему молчать.
— Непременно, — отозвался Даффи.
Но Оуэн по-прежнему молчал. В пятницу она ответила на звонок Стрикланда, обнаружив, что ей ужасно не хватает его.
— Я чувствую себя брошенным ребенком, — объявил он. — Мне следовало бы обратиться к чувству юмора, если бы оно у тебя было.
— Оно у меня есть, — заверила она. — Нам обоим придется обращаться к чувству юмора.
— Если это пойдет на пользу, я готов, — согласился Стрикланд. — Боюсь показаться самоуверенным, но почему придется именно мне, а не ему?
"Потому что в своей любви к тебе я сделала тебя частью себя, — подумала она. — И все, что будет необходимо вынести мне, придется переносить и тебе". Но она не стала объяснять это ему по телефону.
— Ты хочешь сказать, почему придется ему, а не тебе, Рон.
Тем не менее она согласилась увидеться с ним в следующий уик-энд, у себя дома в Коннектикуте. Они встретились в летнем домике, стоявшем среди солончаков за Уэстпортом. Из столовой открывался вид на заболоченную пойму, по которой расхаживали кваквы. Энн и Стрикланд пили «Шардоннэ», и это было ее первое спиртное со времени их последней встречи.
— Мне лучше знать, — убеждал Стрикланд. — Ты должна поверить мне.
— Рон, — упорствовала она, — ты удивляешь меня. Неужели ты на самом деле надеешься на счастье? Не будь таким ребенком.
— Я не знаю, что это. Я не могу объяснить, что это.
На автостоянке у них едва не вспыхнула ссора. Они приехали по отдельности, но теперь Стрикланд настаивал, чтобы домой они возвращались вместе. Он ехал за ней по шоссе 1-95, ведя машину так безобразно, что она удивлялась, почему его не остановят. Возле дома он свернул на подъездную дорожку вслед за ней. Она впустила его, но затем, обеспокоенная его упорством и не желая сворачивать с намеченного пути, заявила:
— Будем считать, что между нами все кончено. Нам пора возвращаться к действительности.
— Если ты думаешь, что я отступлюсь, — заявил он в свою очередь, — то ты сумасшедшая. Ты еще передумаешь. Я собираюсь переделать тебя.
— Ты недостаточно хорошо знаешь меня, Рон. Если бы ты знал, ты бы не стал говорить так.
— Я не собираюсь расставаться с тобой. Из-за меня. Из-за тебя.
— Не будь таким собственником.
— У меня есть на это право.
— Нет у тебя такого права. И не загоняй меня в угол.
— Будь я проклят, если дам тебе погрязнуть в заурядности с этим болваном! В этом глупом провинциальном окружении. Как какой-нибудь толстозадой военно-морской женушке.
— Это как раз то, что я есть. И хватит об этом.
— Чепуха! Нонсенс.
— Ты становишься помехой в серьезном деле. Мы повеселились. Теперь этому пришел конец. У меня есть дела, которыми надо заняться.
— Не строй из себя холодную сучку. Меня не купишь на это.
— Ты тешишь себя иллюзиями, Рон. Поверь мне, я могу быть холодной сучкой, среди самых лучших из них.