— А-а, — пропел он, — Бьяджио. — Ему нравилось произносить эту фамилию.
Его приятель Бьяджио был несколько возбужден. Обычно он пребывал в состоянии апатии, так что казалось, каждый жест ему дается с трудом.
— Я влюблен, — сообщил он Стрикланду.
— Ты н… н… не знаешь, что такое любовь, Бьяджио.
— Ха, — усмехнулся Бьяджио, — это ты не знаешь.
Стрикланд покачал головой, словно пытаясь скрыть отвращение.
— Тебе что, надо вонзать свое жало во все, что бы ни попалось на твоем пути? Ты прямо как ненасытный комар.
Флегматичный швейцарский журналист всем своим видом выражал оскорбленное достоинство.
— Жизнь возрождается на новых основах, — объяснял он Стрикланду. — В воздухе — оживление. Новые начинания. Одно это заставляет сердце размягчаться…
— А сосиску подниматься, — продолжил Стрикланд и поискал взглядом официанта. Ни одного из них поблизости не было. — И кто эта счастливая леди, интересно?
— Да ты знаешь ее, Стрикланд. Ее зовут Шарлотта. Шарлотта… как-то там еще.
— Ну конечно, знаю, — подтвердил Стрикланд. — Шарлотта Как-то там еще. Маленькая венгерочка, промышлявшая в роли домработницы в Штатах.
Бьяджио пожал плечами и мечтательно вздохнул.
— У нее такие чистые глаза.
— Правда? Никогда не замечал. — Стрикланд встал, чтобы пройти к бару за пивом. В баре было кубинское «сервеза», по десять долларов за банку.
— Ты разве не знаешь, — объяснял он Бьяджио, — что чистоглазая Шарлоттка не вылазит из постели госминистра?
— Они друзья, — уверенно произнес Бьяджио.
Стрикланд покатился со смеху. Смех у него был громкий, похожий на автоматные очереди. Стрикланд знал, что раздражает многих, и находил в этом удовольствие.
— Они друзья! — радостно выкрикивал он. — Они друзья!
Бьяджио попытался его урезонить:
— Ты переполнен злобой. Своим темпераментом ты напоминаешь «контрас».
— Они больше не заслуживают моего внимания. — Стрикланд сделался серьезным.
— Нет, ты сродни «контрас».
— Ну уж дудки, — бросил Стрикланд. — Я человек «левых». Подожди, вот выйдет мой фильм, и ты увидишь.
— Он готов?
— Нет, черт возьми. Его еще должны обкорнать. Но я отснял все, что хотел. Так что я «наснимался», как мы говорили во Вьетнаме, по самые уши.
— Стрикланд, — проникновенно произнес Бьяджио, — я вынужден позаимствовать твой джип на завтра. Вместе с твоим шофером. Повезу Шарлотту на фронт.
Стрикланд опять разразился взрывами хохота. Бьяджио поморщился. Маримба-бэнд больше не играл, и вызывающий смех Стрикланда привлекал внимание сидевших за соседними столиками.
— Лично я, — заявил Бьяджио, — не разделяю навязчивого стремления всюду выискивать абсурдность. Поднимать на смех честный импульс, который…
— Не седлай своего конька, Бьяджио. Что ты имел в виду, когда говорил про фронт?
Бьяджио смутился.
— Я собирался… собирался поехать в Ратон. — Увидев, что Стрикланд опять готов покатиться со смеху, он умоляюще поднял руку. — Пожалуйста, только не смейся.
— В Ратоне стоит штаб бригады, — сказал Стрикланд. — Еще там есть армейский аэродром. Если Ратон представляется тебе фронтом, то тогда мне понятно, как тебе удалось пройти через столько войн. За п… полсотни долларов я, пожалуй, дам тебе джип. Правда, вести его тебе придется самому, потому что я уже рассчитал шофера.
Бьяджио шлепнул себя по лбу.
— Ты же знаешь, что я не вожу машину.
— Тогда лети. Или посади за руль Шарлотту. Только напомни ей про мины.
Внимание Стрикланда привлек карман на бледно-желтой рубахе Бьяджио. Ловким стремительным движением он выхватил из него толстую карточку. Швейцарец не успел ничего заметить.
— Коммунистическая партия Италии, — прочел он на карточке. — Полагаю, ты всюду размахиваешь этой бумажкой, когда ходишь по городу.
— А почему бы и нет? — спросил Бьяджио. — Если она моя.
Стрикланд бросил карточку на стол.
— Лучше всего, когда тебя считают масоном, — заметил Бьяджио, пряча карточку. — Масоны всем заправляют в этой революции. Они подлинные руководители.
Когда снова заиграл оркестр, на террасе появилась группа американцев. Их комбинезоны и очки в металлической оправе были как бы знаком интернационализма. Среди них Стрикланд заметил высокую молодую брюнетку с коричневой от загара кожей. На шее у нее был повязан галстук цветов национального молодежного движения. Мужчины проводили ее пристальными взглядами.