Иногда я и вообще не понимаю. Может, я тогда просто спала? А может, и теперь сплю? Но если это только сон, то проснусь ли я когда-нибудь?
Я даже не знаю, хочу ли я проснуться.
Я бы охотнее осталась в ту ночь в хижине, чтобы быть рядом с Галантом, если вдруг что-то произойдет. Но он был мрачен и злился на меня с того дня, как вернулся из поездки за учителем, сердился, что я не украла ружья. А как я могла украсть их? Я попробовала, но мне помешала хозяйка. И тогда я решила, что мне нужно ночевать в доме — это единственное, чем я могу доказать ему, что я с ним заодно. А если баас снова вздумает обойтись со мной как обычно, пускай. Зато я буду в доме, буду начеку и, если понадобится, открою им дверь. Мне хотелось остаться с Галантом, но ради него я ушла в дом. И это-то было самым ужасным: не убийства, тогда и потом, а то, что они разлучили меня с Галантом — ведь прежде мы были вместе.
— Да, ступай, — сказал Галант, когда я взяла ребенка. — Теперь твое место там.
— Неужели ты не понимаешь? — взмолилась я.
— У меня много дел, — ответил он и отвернулся.
На полпути к дому, оглянувшись, я увидела, что он стоит в дверях хижины, глядя на меня и на ребенка. Я хотела окликнуть его, но что бы я ему сказала? Вот так это и осталось у меня в памяти: я тут, он — там, а между нами тишина двора.
Перемыв посуду и прибравшись на кухне, я уложила ребенка возле плиты и затем улеглась сама. Но заснуть не могла. Я лежала, прислушиваясь к тихому сопению ребенка и к звукам в доме. В темноте дом начинает жить собственной жизнью: потрескивают балки, словно по ним медленно прохаживается грузный мужчина, скрипят кровати, в дымоходе вздыхает ветер, стучат ставни. Я вслушивалась и в звуки снаружи, но не слышала ничего необычного. Возле двери пес грыз кость. Вдалеке порой слышался хохот шакала или какого-то таинственного духа. Попискивали летучие мыши. Прокричала совка. Вот и все. Но я-то знала, что ночь полна голосов мужчин и цоканья лошадиных копыт. Кровь, беззвучно бурлящая в темноте. Ветер, затаивший дыхание перед тем, как разразится гроза и белая молния расколет черное небо.
И вдруг я услышала шаги Николаса. Я напряглась, но не шелохнулась.
— Памела! Ты спишь?
Я старалась дышать глубоко и ровно, надеясь, что он отстанет.
Его рука легла на мое голое плечо. Я по-прежнему не шевелилась.
Ты снова принимаешься за старое, думала я. Неужели тебе не довольно того, что тут спит твой ребенок? А мужчина, которого я хочу, там, снаружи. Но что он знает обо мне? Что может знать один человек про другого?
— Оставишь ты меня, наконец, в покое? — спросила я. — Или ты не понимаешь, что делаешь?
— Мне нужно поговорить с тобой, Памела.
— Можешь поговорить днем. А сейчас ночь, и я сплю.
— Мне больше не с кем поговорить.
— Разговаривай с такими, как ты. А меня оставь в покое. Я рабыня.
— Раньше ты меня слушала.
— Потому что я не имела права отказаться.
Он помолчал, а потом спросил:
— Памела, что нашло на Галанта?
Я так удивилась, что невольно села рядом с ним. В темноте ничего не было видно, даже угли в печке уже погасли.
— Галант очень изменился, — сказал он.
— Почему ты говоришь об этом мне? — злобно сказала я. — Это ваше дело.
— Он со мной не хочет разговаривать. А ты его жена.
— Этого не подумаешь, зная, что ты спишь со мной.
— Сегодня вечером я плохо говорил с ним.
Я ничего не ответила. Но напряженно ждала, что он скажет еще.
— Я приказал ему к утру привести в порядок гумно. Я вышел из себя из-за бааса Янсена.
— Это ваши дела, меня они не касаются.
Почему он так забеспокоился? Он — хозяин, он может делать все, что хочет, ему вовсе незачем укорять себя. И тут он вдруг встал и направился к двери.
— Мне что-то не по себе из-за этого, — сказал он. — Может, сходить и поговорить с ним?
Я на четвереньках бросилась за ним, скинув одеяло.
— Он уже спит, — прошептала я, стараясь удержать его. — Поговоришь утром.
Он помедлил, держа руку на задвижке.
Я обняла его за ноги.
— Что это с тобой, Памела?
— Останься со мной.
Я еще крепче обняла его. Он наклонился ко мне.
Бери меня, думала я. Делай со мной что хочешь. Это в последний раз. Завтра, когда они будут убивать тебя, я буду с ними. Если ты взмолишься о помощи, я рассмеюсь тебе в лицо. Я истопчу тебя. Я плюну на тебя и на твое потомство.