Собрание молчало.
Наконец слово взял капитан. Он говорил о том, что командный состав сделает все, чтобы выбраться с острова. Говорил спокойно, будто собрание проходило не в джунглях, а в привычной обстановке, на судне.
— Я уверен, — продолжал капитан, — что весь экипаж приложит к этому силы… Тут на Бердана нападали, а ведь если ошибка исправлена, и своевременно, то она уже и не ошибка.
И Александр Африканович вспомнил, как моряки выполняли задание на Балтике, участвовали в боевых операциях в войне с белофиннами, и правительство тогда многих моряков, в том числе и его, наградило орденами. Вспомнил он и о том, как во время сильного шторма в 1932 году удалось спасти судно благодаря прежде всего дружной работе и дисциплинированности команды.
— Надо, чтобы мы верили друг другу и коллективу. Это как раз то, что нам всегда и особенно сейчас необходимо, — закончил Демидов.
В этот день люди уснули поздно. Они почувствовали, что в коллективе экипажа произошло нечто новое и важное. Закравшиеся в душу тоска и уныние сменились теперь чувством уверенности в своих силах.
Сближение с малайцами
Бударин поднялся, пригладил руками свои непокорные космы, снял китель, прикрыв им дрожащего от озноба Усаченко, и направился к выходу. Все, кто был здоров в экипаже, отправились вслед за ним на берег. Усаченко проводил товарищей долгим грустным взглядом: как бы ему хотелось встать и быть вместе с ними!
Душно. Воздух горяч и влажен. В зарослях трещат лишь одни цикады, птицы и те умолкли. От накаленных солнцем листвы и плодов пахнет спелой дыней. Густая зелень плотно укутала остров. Лишь кое-где среди лохматых, словно обернутых в мочалу, стволов пальм блеснет кусок моря. Недвижно лежат короткие тени. Прохлады нет даже в самой гуще джунглей. А едва дохнет ветерок, как из мангровых зарослей густо потянет застоявшимися, гнилостными испарениями. Но люди бодры: они теперь знают, что надо делать.
На побережье, по мокрым после отступившей воды отмелям, разбрелись малайцы. Они собирают ракушки, мелкую рыбу, морскую капусту, водоросли, устриц и трепангов.
Моряки решили последовать примеру малайцев — принялись отыскивать и собирать дары моря. Малайцы, заметив моряков, с интересом и удивлением уставились на них: жителям острова еще не приходилось видеть, чтобы белые трудились. Много лет тому назад — это помнят старики, — когда на остров пришла большая волна, и сильно гремел гром, и вода поднялась до верхушек пальм, у берегов Натуны разбился корабль[11]. Белые с того корабля, выбравшись, отняли у малайцев пищу, выгнали их из хижин увели женщин. А русские живут тихо, никому не чинят зла И больше того — пришли собирать ракушки и водоросли Покоренный таким поведением русских моряков. Датук взял Бахирева за руку и, пригласив следовать за собой Бударина, Погребного и остальных моряков, повел их к группе малайцев.
— Идем туда, где мы собираем, — говорил Датук. — Там много всего, здесь мало. Одежду, — он показал рукой на кителя и пиджаки, — снимите. Она от влаги и пота преет, быстро изнашивается. Берегите одежду, она очень нужна ночью, чтобы защитить тело от москитов, от холода, — сказал он по-малайски.
Малайцы, весело улыбаясь, принялись объяснять морякам, что и как искать. Отмели огласились говором, смехом. Малайцы усердно старались растолковать морякам нехитрые приемы своего промысла. Моряки старательно следовали их советам.
Бударин, сам того не желая, очень насмешил малайцев, когда начал показывать им водоросли и спрашивать: «Съедобно?»
Они с брезгливыми гримасами на лицах отвечали:
— Нет! Будет болеть живот.
А потом начали объяснять, какие водоросли съедобны. И все добродушно смеялись: взрослый белый, оказывается, не знает того, что знают маленькие малайские дети…
Особенно понравился малайцам высокий моряк, кочегар Василий Макаренков. Загорелый до черноты, с одной набедренной повязкой из потрепанного полотенца и обросший большой темной бородой, он напоминал островного жителя. С сумкой через плечо и с заостренной с одного конца бамбуковой палкой-острогой Василий широко шагал и резко подскакивал, когда нечаянно наступал на острый обломок коралла босыми ногами. Нацелившись, быстро что-то накалывал на острие, подносил к лицу, недолго рассматривая, снимал добычу левой рукой и совал в сумку. Он наловчился метко нацеливаться занесенной палкой и бил без промаха. Вскоре его сумка была полна.
Нравился малайцам и Тимофей Захарович, который, не в пример Макаренкову, ходил одетым и почти без разгиба, не отвлекаясь на разговоры, собирал ракушки.
Малайцы об этих моряках говорили:
— Хорошие русские, хорошо работают. Все равно что наши люди. Дружные.
Такие не станут драться между собой, не погибнут нехорошей смертью, как погибли другие белые, их кости и теперь валяются в джунглях.
Моряки тоже видели эти кости.
Однажды, углубившись в лес, они наткнулись на скелеты людей. На обгорелом пне сохранились глубоко вырезанные латинские буквы «S.Т.» и ниже цифры «188…» Это, по-видимому, был обозначен год, последняя цифра заросла. Тут же валялось несколько почерневших морских пуговиц, обломок перержавевшего ножа, застрявший в позвонке скелета. Некоторые черепа были проломлены тупым оружием, в одном проломе торчал острый камень. Все это показывало, что неизвестные моряки погибли насильственной смертью. В тот же день моряки напали на другую находку.
Далеко от берега они нашли хижину, сбитую из корабельной обшивки. На одной из досок были те же буквы «S.Т.», только сохранившиеся лучше. Едва тронули обшивку, как она вся рассыпалась, подняв облако едкой рыжей пыли. Оказывается, доски истлели и держались только на стеблях обвивавших их лиан.
Неподалеку от хижины валялся изрядно поржавевший чугунный котел.
Позже малаец Датук рассказывал:
— Старики говорили: было это давно, когда еще жил отец моего отца… Чужой корабль наскочил на рифы. Моряки высадились, много рома, виски пили, сожгли поселок малайских людей, увели к себе нескольких наших женщин. Потом те моряки поссорились между собой. Завязалась драка, многих они сами убили… Шлюпку сожгли, подожгли и джунгли. Осталось их мало — всего три человека. Однажды они все трое шли тропинкой. Вдруг шедший сзади ударил переднего камнем по голове. Тот упал замертво. Другой вытащил у мертвого из-за пазухи кожаный мешок с деньгами. Затем эти двое бросились один на другого с ножами. Так они и погибли все… Деньги малайцы взяли и бросили в море: то нехорошие были деньги… То были нехорошие белые люди, люди с черными, злыми сердцами, — закончил свой рассказ малаец.
Начался прилив. Вода, пенясь у коралловых рифов, быстро наступала на отмели. Волны с грозным шумом накатывались на рифы; казалось, стреляют орудия или слышатся раскаты грома. В кипевших волнах, резко выделяясь среди белых кораллов, плавали красные, желтые, синие рыбки. Забрав наполненные корзины, связки водорослей, малайцы стали уходить. Моряки тоже пошли, захватив свою добычу.
Вечером в хижину моряков пришел Датук, принес большую корзину убикаю и принялся показывать, как готовить водоросли, ракушки.
Бударин, уже усвоивший несколько слов по-малайски, обращаясь к Датуку, поблагодарил малайца на его родном языке:
— Три манаси…[12]
Эти два слова, произнесенные Будариным, произвели сильное впечатление на гостя.
Тут же начался своеобразный урок малайского языка, заинтересовавший всех моряков. Датуку показывали ракушку, водоросли, лист, палочку или ветку и спрашивали:
— Как это называется?
Датук серьезно объяснял, в свою очередь спрашивая у моряков русские названия того или иного предмета. Лицо Датука было задумчивым: ведь раньше все белые люди, которые бывали на острове, не интересовались его родным языком, никогда не благодарили его, не относились к нему как к равному.
11
Жители острова Большая Натуна, очевидно, имели в виду катастрофические волны, дошедшие и до Натуны от извержения вулкана Кракатау, расположенного между Суматрой и Явой, в Зондском проливе. Этот вулкан, долгое время считавшийся потухшим, в 1883 году разразился страшным извержением. Из кратера поднялся столб пепла и огня на двадцать километров в высоту. Большая часть острова Кракатау взлетела на воздух. Море всколыхнулось, и огромные волны устремились на берега Суматры, Явы и на многие острова. Там они смыли и унесли в море множество поселков и несколько городов.