А за бортом все так же бежала и скрывалась в снежной мгле взмученная винтом бледно-салатовая полоса воды. У самого борта кружились чайки. Судно заметно покачивало: вышли в открытое море.
Спустя несколько часов, когда потеплело, снег перестал. Влажный воздух походил на весенний. Быстро начало темнеть. Лишь на надстройках и уложенных по-походному над закрытыми трюмами стрелах белел, резко выделяясь в темноте, снег.
Море почернело. Мерно, словно тяжело вздыхая, урчала паровая машина, вздрагивала палуба. У борта плескалась, фосфоресцируя, вода. В темноте на далеком берегу вспыхивали, точно короткие молнии, белые, зеленые, красные огни маяков.
…За первые сутки плавания в море «Перекоп» не встретил ни одного судна. И только у берегов Кореи, на траверсе порта Фузан, моряки заметили дымки, а затем рассмотрели шедшие вдоль берега на север японские военные корабли. На судне наступила напряженная тишина. Куда и зачем идет эскадра?
Море оставалось пустынным. Но вот из воды встали и, приближаясь с каждой минутой, начали как бы расти обрывистые берега острова Цусима.
Свободные от вахт моряки вышли на палубу, чтобы посмотреть на свинцовые воды пролива.
Боцман Соколов тихо сказал:
— Так вот где было Цусимское сражение!..
Стояла мертвая тишина. Ни одна чайка не оживила криком море, казалось, птицы инстинктивно облетали это страшное морское кладбище.
На «Перекопе» приспустили флаг. Раздался гудок. Моряки почтили память соотечественников, с честью отдавших свои жизни в величайшем морском сражении и не посрамивших русской славы.
Боцман Соколов тихо снял мичманку. Его примеру последовали все, кто стоял на палубе.
Едва «Перекоп» обогнул остров Цусиму, как появились японские катера. Они пересекли курс «Перекопа», шли сбоку, определяя его направление, затем обгоняли судно и уходили в сторону. На палубах катеров лежали новые сети с блестящими стеклянными поплавками, но видно было по всему, что сети эти положены для отвода глаз и ни разу не закидывались в море. Над рубками катеров были протянуты антенны радиостанций.
Ночью у горизонта тоненькими нитями вспыхивали голубоватые лучи прожекторов. Они то поднимались вверх, шаря по небу и скользя по бегущим облакам, то опускались на воду и освещали поверхность моря мертвенным светом. Нащупав советское судно, прожекторы цепко держали его в своих лучах.
На японском берегу полыхало зарево. Над побережьем огненными ниточками проносились составы электрических поездов. Они ненадолго скрывались за горами или в тоннелях, затем вновь сверкали в распадках. Ветерок, тянувший с берега, доносил до судна запахи соевого масла, вяленой рыбы, рогож, смолы, сырых сетей.
В свете береговых прожекторов несколько раз появлялись, следуя некоторое время почти рядом с «Перекопом», японские военные корабли. Огни на них были потушены, а черные силуэты корпусов четко обрисовывались на море. «Перекоп» же шел с незатемненными огнями…
В четыре часа ночи Бахирев сменился с вахты. Как всегда, кочегары и матросы ночной вахты, второй помощник капитана Марк Владимирович Друт — чернявый, молодой, но уже начавший полнеть моряк, второй механик Иван Тимофеевич Захов, одетый в плотно облегавший его плечи и грудь и застегнутый на все пуговицы черный китель, долго сидели в столовой, разговаривали. Молодой белобрысый кочегар Бронислав Стыврин, сияющий своей обаятельной улыбкой, будто начищенный медный чайник, разливал в белые фарфоровые чашки кофе. Стыврин любил кофе и разливал его по-особому: торжественно, с довольной улыбкой.
— Прошу еще по кружечке! — приговаривал он всякий раз.
Моряки ждали утра, чтобы послушать очередное сообщение Совинформбюро.
И вот наступило утро. Солнечные лучи ворвались через иллюминаторы, залили столовую, осветили каюты мягким голубоватым светом. По переборкам и подволоку[1] забегали веселые зайчики, отраженные морской зыбью. Палуба, которую боцман с матросами только что кончили скатывать водой, влажно блестела. Поверхность синего спокойного Южно-Китайского моря сверкала, словно хрусталь. Надстройки судна были такими ослепительно белыми, что резало глаза. Даже теперь, в декабре, в этих южных широтах было по-весеннему тепло.
Где-то справа от курса парохода лежали берега Китая, слева Филиппины, в море же не было видно ни одного судна. А сколько здесь встречалось судов в прежние, мирные годы!
Кто же на судне мог знать, что минувшей ночью, 7 декабря 1941 года, в Пирл-Харборе японские военные корабли напали на корабли флота Соединенных Штатов Америки, что Тихий океан стал ареной войны!