Его спросили, почему он собирает каучук ночью, а не днем. Малаец недоуменно посмотрел на моряков и ответил:
— Только ночью сок идет. Это дерево плачет о солнце. Каучук — слезы дерева. Днем солнце лечит дерево, слезы застывают, сок свертывается. — Он показал на полоску в стволе дерева, затем на шрам на своей руке и продолжал: — Надрезы такие, как и вот эта, моя рана: днем закрываются, затягиваются, и дерево не плачет. Ночью нехорошо — москиты, змеи. Но ничего не поделаешь…
Пулунгул — таково было имя малайца — улыбнулся и продолжал:
— Не будешь собирать каучук или копру — попадешь в долги; тогда голландцы заберут и увезут на другой остров, где добывают олово и свинец. Им много надо копры, каучука, свинца, олова. Голландские купцы очень жадные, злые. Им все давай, все давай! Наши молодые люди почти все увезены добывать олово и свинец на другие острова. Оттуда редко кто возвращается. Многие умирают там. Малайцы боятся рудников. Нам олово, свинец не надо… Да и здесь не легче. Вы сами видели, сколько копры приготовлено для вывоза, — горы лежат. И много каучука…
Моряки вспомнили, что близ одной из бухт на востоке острова, на огороженном участке, они действительно видели огромные кучи мякоти кокосовых орехов — копры, приготовленной голландцами для вывоза. Сладковатый, гнилостный запах был слышен далеко… Когда подошли ближе, увидели тучи мух, клубившиеся над копрой.
Там же лежали пачки белого прозрачного каучука…
Пулунгул снова заговорил:
— Когда приходит пароход, то привозит немного риса, соли, рома, и голландцы забирают все, что собрано малайскими людьми. Я вот ночью собираю каучук много-много лет, и он идет голландцам. А у меня, кроме бамбуковой хижины, ничего нет. Было два сына, их увезли добывать олово, свинец. Ни один не вернулся, оба умерли там… А я уже немолод. Школ у нас нет, малайские люди темные. Но они думают: почему на острове хозяева голландцы? Почему малайцы сами не хозяева? Почему?..
И малаец замолчал, глядя из-под насупленных бровей в костер и поминутно отгоняя москитов. Потом он убрал чашечку из-под желоба, поставил другую. Подвинулся к костру и поправил дрова. Жаркие золотистые язычки пламени осветили его коричневое лицо с горбатым носом, с черными блестящими глазами. Он долго молчал, затем, выпрямившись, тихо произнес:
— Малайцы много-много думают: не надо нам голландцев! Здесь малайская земля, всегда-всегда была малайская… — Сказав это, малаец замолчал, молчали и моряки.
Бахирев вспомнил, что и у старика, которому он помогал собирать кокосовые орехи, сын тоже погиб где-то на свинцово-оловянных рудниках…
Расположившись около костра на куче веток, моряки уснули.
Их разбудила утренняя прохлада. Светало. Море в первых лучах сверкало, и лишь кое-где на нем дымились сизые полосы. Утро вступало в свои права.
Распрощавшись с Пулунгулом, моряки в поисках пищи и смолы для факелов углубились в джунгли. Петр Чулынин, выйдя на маленькую полянку, внезапно наступил на что-то скользкое, холодное. И тут же почувствовал, что какая-то гадина обвилась вокруг его ноги и сжимает ее. Он подпрыгнул, отчаянно закричал, выскочил на тропинку и увидел на ноге небольшого удава. На помощь матросу поспешили товарищи. Услышав крик, к ним подбежал и Пулунгул. Он быстро схватил змею чуть ниже головы и, крепко сжав в руке, потянул в сторону, взмахнул Параном и ударил ее по концу хвоста. Бахирев ему помогал. С большим трудом удалось освободить ногу Петра Чулынина от крепких объятий змеи. Евгений Бердан брезгливо добил удава, отбросив его в сторону.
Это происшествие заставило моряков быть осторожнее и осмотрительнее.
Вскоре они пришли в свой лагерь в джунглях.
…Как-то Александр Африканович попросил Датука повести его в мангровые заросли. С ними пошли Бакалов, Друт и Байдаков — они слыхали, что там, в реках, много рыбы.
Проникновение в мангровую чащу — дело сложное. Частокол дыхательных корней, забор из корней-подпорок вместе с ветвями и стволами представляют труднопроходимое препятствие. Водные же пути в мангровых зарослях очень узки, извилисты, пробираться по ним трудно даже не раз бывавшему здесь человеку. А если попытаться выскочить из шлюпки, ноги сразу увязнут в зловонном иле, булькающем пузырями гнилостных газов. Часто ил совсем засасывает людей. Но не легче двигаться пешком по внешнему краю мангровых чащ, по песчаной косе, намытой прибоем. Песок мягок и зыбуч, он прикрывает илистые смертельные ловушки, топи. Идти мешают корни, полусгнившие остатки древесных стволов.